День этот, мягко говоря, не задался. Или, может, не задался весь этот злополучный ноябрь. Или год? Хотя нет, год, определенно, можно было назвать вполне удачным, но что-то однозначно не задалось, причем не только у нее, но и у всех слуг, к собственному несчастью сегодня оказавшихся поблизости от выделенных Софи покоев. Не то, чтобы ей не нравился Флюскёниген, нет – вдовствующая герцогиня была достаточно мила, да и сам замок, пожалуй, в обычное время показался бы ей уютным, но теперь дочь аренбергского герцога не устраивало решительно все: от цвета простыней до тона, которым с ней рано утром поздоровалась приставленная служанка. Все это было ужасно! Просто кошмарно! Каждый час Софи останавливалась, для того, чтобы пожалеть себя, потом на какое-то время приходила в норму и вела себя вполне пристойно, давая слугам перевети дух, иногда даже довольно надолго, а затем в голове словно что-то щелкало, и начиналось пекло похлеще, чем в бездне.

Итак, за последние несколько часов Софи успела: заставить слуг передвинуть письменный стол, за которым дочь герцога планировала почитать взятую из герцогской библиотеки ей, по правде говоря, совершенно безынтересную книгу; приказать передвинуть этот стол обратно, потому как не прекращающийся ни на минуту снегопад за ним наводил на нее страшную грусть; послать лейнингемских гвардейцев, выделенных для ее сопровождения, несмотря на их попытки вежливо отказать, на поиски сначала свежих фруктов: яблок, обязательно ярко-красных, таких, чтобы кожура аж блестела; а после, когда яблоки были ей принесены и успешно закинуты ею же куда-то на стоящую отдельно тумбу за ненадобностью, за сладостями, обязательно лантаронскими. Еще вчера гвардейцы и не подумали бы выполнять ее просьбы немедленно, но после истерики, которую Софи закатила их капитану, сорокапятилетнему, между прочим, ветерану еще бёллингской войны, спорить с ней больше не решались. К тому же, это было совершенно бесполезно – в любом случае, мужчинам приходилось срочно капитулировать либо после того, как племянница их герцога смотрела на них, как на лиц приговоренных к смертной казни, либо, по настроению, после того, как она начинала жалобно всхлипывать. Поэтому единственное, что им оставалось – перешептываться о том, что женщины, которым предоставлена полная свобода, немедленно сходят с ума.

Однако, нет худа без добра – когда сладости (не с первого раза), наконец были одобрены, Софи, наконец, подобрела и успокоилась, с ужасом обдумывая, как кошмарно, наверное, выглядела она со стороны. О таком лекарь не предупреждал! К слову, о лекарях. Поймав за плечо пытающегося замаскироваться под местность гвардейца, Софи очень вкрадчиво сообщила, что лекаря (обязательно лекаря, а никакого не целителя, даже если аллионские маги очень понравились самим воинам) она хочет видеть у себя не далее, чем через пару часов. А теперь все должны сохранять тишину. Немного подумав, она даже извинилась перед мужчиной за то, что парой часов ранее прикрикнула на него (или зарычала, тут как посмотреть), и отпустила гвардейцев передохнуть, пообещав, что в ближайшие полчаса они ей не понадобятся. Софи планировала помолиться. Помолиться, чтобы Создатель, наконец, вернул ей разум, который упорно отбирал взамен на то, о чем она, вообще-то, не просила.

– Ну что ты стоишь? Что стоишь? – Софи расчесывала волосы в ожидании, пока служанка, изрядно задержавшаяся, принесет ей молитвенник, и даже не думала смотреть, кто замер в дверях. Ветер шептал что-то успокаивающее, будто проникаясь ее состоянием, и она старалась дышать ровно, чтобы опять не сорваться. Но это было тяжеловато. – Быстрее, проходи.
Вангенхайм шумно выдохнула, понимая, что запугала очередную служанку (остались ли в замке те, кто еще не бегал по окрестностям столицы герцогства, выискивая что-то, что срочно понадобилось молодой леди?).
– Не мешкай, ну же! – служанка не отвечала, и Софи протянула руку чуть назад, второй откладывая в сторону гребень. – Тебя только за смертью посылать.

С этими словами она медленно развернулась, осуждающе покачивая головой, но вместо знакомой служанки увидела совершенно другую леди...

Софи осмотрела явившуюся вместо ее служанки даму с ног до головы – возможно, чуть более цепко, чем позволяли приличия, но, помилуй Создатель, когда кого-то волновали приличия во время общения двух женщин? Не служанка, определенно. Но и сестёр у Лукаса, насколько она помнила – хотя назвать эту информацию точной, очевидно, нельзя – не было. Тогда кто? Вопрос, впрочем, был не слишком уместным вот так, когда леди даже не сочла нужным пройти внутрь, поэтому пойти герцогская дочь решила несколько иным путем. Она неторопливо поднялась со своего места, оправляя платье, и подходя к незнакомке поближе и склоняя голову чуть набок. Предложить свою, значит?
– Хочу, чтобы хоть одна служанка в этой части замка была достаточно расторопна, – а пока они только достаточно устойчивы к стрессам. – Но, увы!
Софи развела руками, чувствуя, как подкатывает раздражение с небольшой, уже почти привычной, толикой жалости к себе. И где, к слову, яблоки? Она потянулась к вазе, в которую и сложила фрукты, оказавшиеся на тот момент без надобности, но оказалась, как, впрочем, и обычно, недостаточно аккуратной.
Ваза, ударяясь об пол, разлетелась на довольно мелкие осколки – хорошее, хорошее, но очень хрупкое стекло, не для нее, – а яблоки покатились в разные стороны. Софи наблюдала за происходящим с завидным спокойствием, все еще ожидая, что на звон разбитой посуды служанка уж точно должна прибежать немедленно. Но никто не появлялся. Ни служанок, ни гвардейцев, которых она сама же отпустила буквально только что. Ни-ко-го. Нет, с прислугой в этом доме определенно надо было что-то делать. Даже если не прибегали ни исключительно потому, что причуд хозяйской гостьи уже попросту боялись.
– А я хотела предложить вам яблоко, – Вангенхайм тяжело вздохнула и покачала головой, провожая взглядом закатывающийся под кровать фрукт. – О, а это еще что...
На полу, среди осколков, лежала небольшой, свернутый в трубочку кусок пергамента. Подобрав подол и наклонившись, она, осторожно подвинув ногтем осколки, легко подхватила бумагу и выпрямилась, не слишком заботясь о том, что записки подобного рода считалось правильным читать в одиночестве.

«Софи, кухарка готовит отличные лимонные пирожные. Лукас».
Пробежавшись глазами по тексту, дочь герцога тут же расплылась в довольной улыбке. Это, пожалуй, было даже слишком мило.
– Или лучше вот. Лимонные пирожные по совету Лукаса. Если кто-то, – она чуть повысила голос, обращаясь к служанкам, которые могли ходить по коридору.– К нам все-таки придет.
А что, если добавить к лимонным пирожным соленую карамель? Мысль эта на несколько мгновений захватила внимание Софи, и для того, чтобы вернуться в реальность, ей потребовалось легонько тряхнуть головой.
– Софи Вангенхайм, – она протянула незнакомке руку для рукопожатия и изобразила улыбку, но тут же снова отвлеклась на появившиеся и почти тотчас исчезнувшие шаги в коридорах. – Дочь герцога Аренберга. И вот, заметьте, мы стоим здесь уже битый час, а никто так и не появился!

– Свежие! Свежие яблоки, – назидательно произнесла она, отрицательно покачав головой на предложение Луизы обойтись засахаренными. Зря она, что ли, так долго их дожидалась?
Яблоки казались безумно важным элементом всей композиции, и то, что теперь они ее нарушали, валяясь на полу, Софи огорчало. Примерно также сильно, как то, что леди не удалось предугадать ее желания. Но свою грусть она предусмотрительно очень постаралась удержать при себе, не без удовольствия наблюдая некоторое замешательство, в которое ввергло Луизу предложенное рукопожатие.
– Клаус умер? – Софи округлила глаза и отшатнулась. Проанализировать ситуацию оказалось не так-то легко, поэтому она успела совершенно искренне испугаться, что граф, которого она видела, буквально, еще в конце августа, безвременно почил, и только потом задуматься, что жена его выглядела слегка иначе и звали ее вовсе не Луиза. Поняв это, Вангенхайм подозрительно сощурилась, но на этот раз озарение пришло скорее. – Нет, простите. Вы, видно, вдова Ульриха. Я хорошо помню его еще с детских лет, но вас, увы, вспомнить совсем не могу.
Софи поджала губы и покачала головой. Раньше на память она не жаловалась – хотя в последнее время все чаще и чаще забывала разные мелочи! – но к чему бы это, пока предположить не могла. Только украдкой всматривалась в лицо новой знакомой, пытаясь все же угадать в нем хоть какие-то знакомые черты. Вдова графа Адельбера, Луиза Фурнье. Дядя, помнится, упоминая о смерти Ульриха позволял себе смешки, но в чем там было дело, Софи не уточняла. Может, сейчас самое время? Хотя..
– Вы оказались довольно далеко от Лейнингема. Вдовья доля, выходит, слишком уж скучна?
Она коротко хохотнула, встряхивая головой, и, уже выходя из комнаты, еще раз оглядела то, во что она превратила ее сегодня. Что же, все еще не так плохо, как могло бы быть. Но лекарям определенно стоит поторопиться и решить что-то с ее состоянием.
– Только одно. Я должна предупредить охрану, что я... А вот и они, – Софи кивнула в сторону подоспевшего капитана. – Грегор, я побуду у новой знакомой. Караул мне не нужен.
И она, конечно же, умом понимала, что капитан вряд ли ее послушает, но побыть хозяйкой ситуации хотя бы недолго хотелось. В конце концов, это ведь люди приставленные ее охранять, а не сковывать каждый ее шаг.
– А лекарю скажите, пусть подождет.
Ну и что, что она требовала его немедленно? Что же теперь, отменять все возникающие с приятной внезапностью планы и избегать неожиданных знакомств с всяческими вдовами? Конечно же, нет.
Софи шумно выдохнула и пошла за Луизой в сторону ее покоев.
– К тому же, отсутствие хозяина, как бы прекрасна не была вдовствующая герцогиня, делает замок скучным! – посетовала она и закусила губу. Впрочем, скорее, не только хозяина, но и кое-кого еще, но тяги объяснять леди Фурнье подробности Софи отчего-то пока не испытывала.