Совместно с Софи

Осень подожгла западные склоны железных гор, раскрасив их в цвета Фельсенбергов как раз ко дню коронации. Фульгур был щедр, и леса полыхали алым и золотым в лучах по-осеннему теплого солнца. Алистер считал, что, раз церемония не могла проходить в главном соборе Айнрехта, то пытаться сделать ее чересчур богатой и роскошной нет никакого смысла, хватит и тех декораций, которые в посвященный ему день дарил людям Повелитель Молний, а местом лучше любого храма послужила бы какая-то вершина, благо их вокруг Ризы было предостаточно. Вдовствующая королева полагала иначе, и, разумеется, он уступил. Не потому что она слишком долго ждала этого, не потому что слишком много для этого сделала. Потому что для нее это уже была победа, а его собственная лишь ждала его за непроницаемой пеленой войны. Эта коронация не была торжеством справедливости - лишь необходимостью, и для тех, кому счастье не застило, как Гертруде, глаза, все было очевидно. Скромная церемония, извлеченные неизвестно откуда знамена, древний королевский венец - совсем не тот, который когда-то носил отец, а теперь - его убийца - но тот самый, который принадлежал святому Вернеру, а до него - и полулегендарному Гисберту, Каменному королю, отца которого перестали называть как раз со времен Вернера. Эта корона, священная реликвия, венчала голову Карла Восьмого, не последнего из династии, как бы узурпатору ни хотелось в это верить, в день его собственной коронации, а затем была вновь возвращена в сокровищницу, но Алистеру, похоже, предстояло носить именно ее, во всяком случае, до тех пор, пока он не перешагнет вновь порог своего дома.
Приглашенных было немного, но герцоги прибыли все. Слишком мало, - мог бы сказать он, но герцогов было четверо, и это странным образом дарило спокойствие и уверенность, как и правильно выбранная дата. Четыре вассальных клятвы, некогда преданные ими самими или их отцами, вновь были сказаны и услышаны. Наверно, должен был прогреметь гром или воссиять какой-нибудь особый свет, но ничего подобного не произошло ни в тот момент, когда тяжелый железный венец, украшенный множеством разнообразных камней, коснулся его лба, ни позже. Наверно, этот момент должен был разделить жизнь на "до" и "после", но и этого не случилось, а единственной переменой, которую Алистер чувствовал в себе, была тянущая усталость в непривычной к такому грузу шее. Наверно, он должен был бы провести остаток дня в молитвах о наставлении его на путь истинный, но вместо этого оказался в напоенном запахами мха, сырых листьев и грибов лесу. И не один.
- Знаешь, по ту сторону гор говорят, что в этот день Фульгур выводит на охоту всю свою свиту, и те, кто встречаются ему на пути, или должны стать или жертвами, или, если понравятся Повелителю Молний, такими же охотниками.
Говорить о коронации не хотелось, еще меньше - о том, что всех их ждало после. И Алистер больше молчал, а когда собирался с мыслями, говорил что-то такое же бессмысленное и невпопад. Софи же пока проявляла почти что нечеловеческое терпение, и вряд ли только из уважения к его новому статусу.
- Никогда не хотела забраться куда-нибудь на Юнгфрау и дождаться их там? Я, кажется, весь день сегодня только об этом и думаю. Немного безумия и веселья нам всем бы не помешало накануне, - "война" едва не вырвалась, но буквально на лету превратилась в свое собственное кривое отражение, - зимы.

Коронация прошла для нее как-то скомканно. Вот еще буквально вчера она приехала домой и целый вечер выслушивала материнскую тираду о том, что ей надлежало с самого начала, как только она покинула столицу, направиться в Айнрехт. Октавия, конечно, волновалась. Или говорила, что волновалась, потому что на обеспокоенного человека герцогиня была похожа ровно настолько, как прибывшая в замок королева Гертруда на прачку. Такое чувство, что, собственно говоря, мать была создана для того, чтобы принимать в своем доме опальных принцев и присягающую им знать, и смущал ее разве что побледневший окрас старых знамен. И что она ничуть не удивлена.
Софи честно пыталась понять мать, но вскоре поняла, что шансов забраться в голову к этой женщине у нее не было ровным счетом никаких — Октавия, как и ее сын, впрочем, жила, руководствуясь одной ей понятными принципами и кодексом чести, сформулировать который было невозможно. О чем говорили за закрытыми дверьми родители с Карлом Софи тоже не знала, но когда дядя зашел к ней спустя почти три часа, то так и не сказал об этом ни слова. Все же, ввязываясь в эту авантюру, ее семья теряла, пожалуй, больше других, и она не удивилась бы, если бы Геральд и Октавия отказались во всем этом участвовать. Но нет. И это тоже было в каком-то смысле предательством, на этот раз — Августы. Однако все решения уже были приняты.
На следующий день после приезда, Раймар попросил ее подготовить для вдовствующей королевы список близлежащих монастырей и соборов, подходящих для коронации, а также их настоятелей. В списке Софи оказался только один, чему брат был крайне недоволен, а вот королева, кажется, напротив, осталась вполне довольна четким и конкретным выбором. Собором святого Вернера, не самым, может быть, большим и не самым роскошным, зато расположенным меньше чем в часе пути от Ризы прямо в горах, заведовал отец Готтхильд, который был капелланом в герцогском дворце до того, как Софи исполнилось тринадцать. После они чем-то не сошлись во мнениях с скучным и занудным епископом Альбрехтом, и в замок прислали другого, более консервативного священника, а этому достался немаленький, но не такой важный приход. Он был хорошим человеком и, по правде сказать, идеологически подходил Алистеру гораздо больше, нежели Аренбергский епископ, и к тому же Софи была уверена в том, что он не откажет и не сообщит в столицу. По крайней мере, если его не попросят это сделать.
Саму церемонию дочь герцога помнила смутно, так, будто бы на ней и в самом деле не присутствовала, а в голове вместо торжественного молебна в честь короля звучал голос Октавии, твердящий о том, что выглядеть надо торжественно. Еще торжественнее. И еще. Кто бы после такого удивился, что спустя всего несколько часов, они с Алистером сбежали прогуляться в ближайшем к собору лесу, пока аллионская делегация, а также ардонские герцоги и некоторые графы и бароны, общались по пути обратно в Ризу. Их с Фельсенбергом должен был дождаться Карл, развлекающий сосредоточенную Гертруду, и у них было какое-то время на то, чтобы поговорить наедине. Вот только разговор все как-то не клеился.
– А я последние несколько дней могу думать только о том, что умру, если мама прикажет затянуть мне корсет еще туже. Мне кажется, у нее какая-то навязчивая идея, мол, если она сделает мою талию еще тоньше, то у нее точно выйдет поскорее выдать меня замуж, – Софи тяжело вздохнула, поднимая глаза и щурясь от осеннего солнца. Юнгфрау отсюда было видно плохо. – Ей понравился Эдер, знаешь. Она в восторге от того, как размеренно и спокойно граф себя ведет.
Девушка легонько пнула попавшийся под ноги камень. Нравился матери не только Лукас, конечно. Ей нравился уже, кажется, кто угодно, кого были хоть малейшие шансы удачно обработать. Это уже даже не злило и не раздражало – веселило. Попытки Октавии познакомить дочь с очередным лордом приобретали совершенно комическую окраску, но остановить ее, все равно что оседлать дракона, было невозможно. Оставалось только смириться или попытаться спрятаться.
– Может, сбежим? – она вдруг остановилась, разворачиваясь к Алистеру и склоняя голову набок. – Не на совсем, конечно. В эти дни рядом с городом большой праздник окончания сбора урожая. На ярмарку съезжаются ремесленники со всего ближнего Ардона. Песни, пляски, прыжки через костер, выбор королевы Урожая и еще сотня развлечений для местных. Они едет лук на скорость, представляешь? И верят в том, что в полночь Альтер придет забирать подношения, которые для него готовят весь день.

[indent] Не каждому в жизни выпадает шанс выбирать себе короля.
Это была первая присяга Эдера монарху и сомнений  в правильности принятого решения он не испытывал. Взвешивать, раздумывать, колебаться нужно было до того, как покинул стены родного замка. Родного, потому что после того, как следов герцога Северина и его матери, вдовствующей герцогини Розмари так и не нашли, Лукасу пришлось перебраться в родовое гнездо.  Флюскёниген встретил его привычными запахами, пустынными коридорами, грустным эхом.  Самое время и место опустить плечи под невидимым грузом из сожалений и нерешительности, но Эдер не собирался предаваться унынию.
Он всё для себя решил уже тогда, когда понял, что перемены начались и остаётся или поучаствовать, или держаться в стороне, уповая на милосердие победителя, что было совсем уж не в его духе. К тому же, шансов пробиться к более выгодному положению при дворе  Франциска у графа Леонхарта было намного  меньше, чем у герцога Эрнсте, при возможном дворе короля Алистера. Ну и ладно, что подобное сочетание приходилось повторять про себя несколько раз в день, дабы привыкнуть. Всё равно звучало странно, резало слух.
Быть может, до момента коронации. Сколько не называй небо – небом, а пока один раз не увидишь, не ощутишь, насколько оно бескрайнее.
Пока корона не увенчала голову Фельсенберга, поверить в его статус было намного сложнее. Символы власти, они такие. Особенно, когда поддерживаются союзными войсками и присутствием других присягающих герцогов. Даже при том, что их всего четверо. Чтобы повалить дерево не нужно собирать толпу из ста человек, иногда достаточно и одного дровосека, да пары помощников.

Церемония в целом Лукасу понравилась. Сдержанно, в меру величественно, достаточно откровенно. Без лишнего пафоса и иллюзорных обещаний, а главное – не затянуто, всё хорошо в меру.
И жилище семьи Софи понравилось тоже, как и родственники, с которыми до сего дня он был знаком лишь вскользь, пересекаясь в столице, или не был знаком вовсе. Становилось понятно, в кого девушка удалась  нравом, в кого – свободой его выражения, а в кого выразительностью глаз.
Внимание почтенной герцогини Аренберг  несомненно льстило, впрочем, к нему почти мгновенно проникались симпатией все дамы, имеющие дочерей на выданье, стоило узнать, что Эдер далеко не бедствующий холостяк.

Поэтому предложение покинуть гостеприимные стены и наведаться на деревенский праздник, Лукас воспринял если не с бурной радостью, то с явным воодушевлением.
Даже приобрёл себе простые штаны, домотканую рубаху и корявый ремень. С сапогами, при всём желании не выделяться, Лукас расстаться не решился, свои, разношенные, но несомненно дорогущие, таки ближе к телу.
Песни, смех, довольно откровенные шутки со всех сторон задавали тон, как тут не начать улыбаться, подстраиваясь под шаги девушки, подхватившей его под локоть. Софи не была бы собой, если бы не начала подбивать соревноваться.
- Если мы будем соперничать, - усмехнулся Эдер, отклонившись и глянув на осчастливленного, как и он, подобным задором Алистера, - то нам необходим приз от этой самой прекрасной дамы.
Он посмотрел на Софи и улыбнулся шире:
- Достаточно вдохновляющий приз, чтобы захотелось взлететь по этому столбу до самой верхушки, как на крыльях.
Поедание лука, как вариант, он не рассматривал. Это может даже большая жертва во славу рыцарства, но гораздо менее зрелищная.

Отредактировано Lukas Eder (2019-03-02 23:18:53)

[indent] Алые ленты – как языки пламени. Дразнят, обещая обжечь, если будешь недостаточно расторопен, манят и смеются, постоянно меняясь. То взлетают в высь, подыгрывая шальным порывам ветра, то стыдливо розовеют, то багровеют гневно. Толпа вокруг взрывается смехом, и если ты не растворишься в общем веселье, то постоянно станешь оглядываться, думая, что хохочут над тобой. А людям просто весело. Скинув тяжёлый камзол, Эдер словно отбросил  часть правил и обязательств, всегда невидимо давивших на плечи, впрочем, кто он, и кем является, новоявленный  герцог не забывал никогда. Натура же, она ведь при тебе вне зависимости от цвета камзола или качества ткани рубахи, так что желание подстрекать развернулось только шире.
Впрочем, заводя разговор о призе, Лукас девушку лишь дразнил, а почему бы и нет?
Раз уж у них тут намечается небольшой турнир во имя дамы, то одна из добытых лент по справедливости должна быть подарена победителю. Когда же Софи произнесла, что ожидается в качестве награды, усмешка графа стала шире. Не только ему тут, оказывается, нравится играть с огнём.
- Мне не кажется, я целиком и полностью уверен, что приз великолепен. Я впечатлён, - он повернулся, дабы оценить предстоящее препятствие, а заодно, чтобы не видеть, как переглядывается девушка с недавно коронованным монархом. Ехидным Эдер был по жизни, но вот стремлением к суициду не отличался никогда, а потому сейчас стоял перед весьма интересным выбором.
Насколько слышал Лукас, а знал он об Алистере не так уж и много, женат тот ранее не был, разве что связан предварительными договорённостями, и о долгих его привязанностях к одной даме тоже не сплетничали. Леонхарт же состоял в браке, и, было дело, пробовал на вкус вот эту горько-хмельную смесь, когда женщина играет твоей слабостью, требуя доказательств. Твоей любви ли, своей ли над тобой власти. И она в своём праве, нравится тебе это или нет.
Но отказываться от так лихо закрутившегося соперничества? Да Леонхарт не был бы Леонхартом, если бы сейчас сдал на попятный. Желал ли он Алистеру удачи от чистого сердца? Хотите верьте, хотите нет, но – да. Это замечательно бы всё разрешило без каких бы то ни было усилий с его стороны. Лукас бы похлопал победителю – громко и щедро, купил бы Софи этих лент охапку, и к ним разукрашенный аляповатыми цветами горшок, чтоб все поместились, а там, глядишь, до конца вечера, под пенный эль и прохладный сидр, и позабылась бы шутка, а вместе с ней и недоброе выражение глаз Фельсенберга.
Но нет. Удача ускользнула от вчерашнего принца, лукаво поначалу поманив – он почти ухватил одну из лент, а затем быстро соскользнул вниз.
Вот тут было самое время отшутиться. Или изобразить невезение, но… состязаться, так состязаться.
Под подбадривающие выкрики толпы, перемешанные с насмешками, Лукас скинул сапоги, оставшись босиком, прошёлся вокруг столба, примеряясь и закатывая рукава рубахи. Присел и провёл ладонями по дороге, окуная их в пыль, чтоб не скользили, и только поле этого сделал попытку ухватиться. Подпрыгнул, пытаясь оказаться повыше, а дальше подтягивался, обнимая деревянную опору, как нечто дорогое душе и телу. Это оказалось и веселее, и сложнее, чем Лукас думал – наслушался он таких шутеек, что если б дал себе волю и захохотал, точно свалился бы. Пришлось сцепить зубы и помалу продвигаться вверх, аж до самого колеса, что венчало столб. Пытаться достать ленты на пол пути он не рискнул – соскользнёшь сразу же, если промахнёшься, а удерживаться и вновь подниматься с каждым разом всё сложнее.
Ухватившись за обод, Эдер качнулся, стукнувшись головой об сапоги, сиявшие новёхонькими набойками, но их трогать не стал, а дотянулся до радуги лент, целым облаком мельтешащих на ветру, дёрнул пук на себя, и... ленты полетели в толпу – синие, зелёные, жёлтые, голубые, прямо в руки к местным красоткам, детворе, да и прочим-охочим. Еле успел ухватить парочку, так и плюхнулся в траву, зажимая атласные полоски ткани в кулаке.
Оглянулся, в поисках дамы, их пожелавшей. Как-то вот сразу взглядом Софи искал возле столов, где лук жевать предлагали, не там ли она.

Отредактировано Lukas Eder (2019-03-13 00:24:11)

Совершенно очевидным было то, что Софи ровным счетом ничего не понимала ни в вариантах, ни в упущенных шансах, иначе не говорила бы о них так уверенно. Или тоже не хотела упускать шансов? Алистер проводил ее взглядом, не торопясь подойти и поздравить довольного собой победителя. С этим неплохо справилась она сама, не пытаясь отступить от своего слова и никоим образом не выражая неудовольствия. Ее легкий полушутливый поцелуй, конечно, Эдера не удовлетворил, и тот не постеснялся заявить об этом. Алистер все еще стоял в стороне, наблюдая за разворачивающимся представлением. Он, конечно, должен был вмешаться, но ступор не подпускал даже мысли к его голове, разве что мимолетные воспоминания о том, как Софи так же осторожно и несмело отвечала когда-то на его поцелуи. Они не давали друг другу никаких клятв, это казалось настолько правильным, насколько только могло быть. Сколько раз, еще тогда, когда они на троих с Раймаром делили вечера в охотничьем домике неподалеку от этих мест, повторяла, что и думать не хочет о том, чтобы связывать себя нерушимыми обещаниями перед алтарем и неизбежно следующим за ними бытом, да и зачем, если у нее есть что-то большее, что-то вечное - наука, которую она почти боготворила. Тяжесть обещаний и обязательств способна была безжалостно разделаться с той легкостью, которой веяло от этих чувств: легкостью, не оставлявшей места страхам, скуке или сомнениям. Ничего этого не было и теперь - лишь пустота в голове и подкравшееся со спины до боли знакомое холодное дыхание предательства, спорить с которым было невозможно. "Все предают," - знакомым, почти забытым за десяток лет голосом нашептывал все тот же ветер, который только что увел у него победу. - "Те, кто приносят присяги - предают. Те, кто говорят о любви - предают. Только скалам можно верить, только они постоянны, а люди... Люди - забавные".
Алистер тряхнул головой, заставляя голос замолкнуть, уступив место тому, что говорила Софи. Вернуться в реальность было не так просто, да и не то чтобы приятно. Праздник, бушевавший вокруг, казалось бы, ничуть не изменился, и все же теперь казался аляповатой ширмой, скрывавшей холодные ворота в зиму, туда, где люди - не более, чем игрушки, и все их победы, все слова, все поцелуи - не значат ровным счетом ничего. Смешные танцы забавных марионеток, желающих узнать, какую пьесу им суждено играть дальше. Чужие мысли натирали мозоли в душе так же, как чужие сапоги могли натереть ноги, но избавиться от них не получалось.
- Стоит ли, Софи? Ты ведь знаешь, что каждый сам строит свою, и у тебя, кажется, неплохо выходит.
Алистер улыбнулся отрешенно и почти безмятежно, глядя в сторону таких близких гор, что к их огненной стене, казалось, можно рукой прикоснуться, стоит только захотеть. Тропа, уводящая к ним, сегодня не пустовала, правда, большинство поселян предпочитали оставлять дары у подножия, вверх поднимались только самые отчаянные.
- Эдер, вы ведь знаете, кто такой Альтер? Сегодня ему приносят дары, оставляют их в гроте неподалеку. Как насчет того, чтобы выразить свое почтение хозяину Железных гор? Наберем вина, меда, яблок и отнесем туда. Правда, в конце дорога непростая, надо смотреть под ноги, пробираясь по скалам, но вы, я вижу, неплохо лазаете. Справитесь.
Он усмехнулся шире и посмотрел сначала на недавнего соперника, а потом и на вторую ленту, впившуюся в косу девушки. Все казалось куда проще, если не забывать о том, что это - не более, чем игра с забавными игрушками, если забыть о том, что ты тоже одна их таких игрушек, которые мнят себя венцом творения и величайшей ценностью.
- Вернемся как раз тогда, когда начнут палить костры. Ну же, решайтесь. Иначе нам придется поучаствовать в гонках, - все с той же улыбкой он кивнул в сторону главной деревенской улицы, по которой изо всех сил бежали двое мужиков, неся на закорках старушек, каждая из которых азартно подгоняла и била черными пятками в бока своего скакуна. - Уверен, любая из этих достойных леди будет ничуть не менее щедра к победителю, чем была Софи.

С присущей ей прямотой, Софи сразу озвучила то, что Лукас не стал бы произносить вслух, потому как они, вроде бы, решили сегодня повеселиться. Но, раз уж нужно было выбирать, то монета, улетевшая, кто знает куда, может к той самой горе, куда они собирались, тоже вполне себе неплохой указатель.
Все переживают моменты крайнего душевного напряжения по-разному, особенно, когда наступает спад. Резкая перемена настроения от отличного к мрачности, чрезмерная разговорчивость, или раздражительность, всякое случается. Его недавно коронованное величество потянуло на отчаянные поступки, а ничем иным, кроме как безудержным риском, стремление забраться в горы в сумерках, Лукас назвать не мог.
Выглядел Фельсенберг весьма решительно, Софи не возражала, оставалось лишь поддержать компанию и, раз уж он не успел рассчитаться за яблоки у той торговки, что остановила девушка, купить подношений на свой вкус. Что он и сделал, оплатив заодно и средней величины плетёную корзину,  в которой вполне себе удобно разместилась и пара бутылок вина, и пахнущий свежей сдобой калач, и горсть орехов.
На вопрос о леденящих душу историях Эдер пожал плечами. Его старая нянька горазда была рассказывать байки на ночь, от тех, в которых вполне себе реально существующий сторож господского сада упал в колодец и увидел в нём водного духа, до совсем уж сказочных. Верить во всякое… такое, Лукас никогда особо не верил, как и в удачу, в самом её распространённом понятии.
- Смотря что понимать под удачей, ваше величество, - потёр он о рукав румяное яблоко и с удовольствием откусил чуть ли не половину, раз уж выпить они решили после. – Я верю в собственные руки, ноги, голову, это если рассматривать, к примеру, почему не свалился с коня, когда тот понёс. Вот вы же, стреляя из лука, полагаетесь более на собственный глазомер и умение, нежели на то, повезёт вам, или нет, поразить цель?
Яблоко, вдоволь прогревшись на солнце, было сочным и сладким, с алым румяным боком, словно на нём отметились лучи заходящего светила.
Идея посетить старое божество вот как раз не казалась удачной. Тут Лукас как раз согласился бы со старым добрым «не буди лихо, пока оно тихо».
- Но если уж полагаться на удачу, то хотя бы знать – ради чего. Поэтому могу я вас спросить: что вы надеетесь найти, увидеть, или услышать?
Если уж идти в подобное место, то хотя бы с целью: просить, так чего-то конкретного, благодарить, опять же, за что-то. Прийти просто, чтобы поглазеть на пусть и подзабытую, но святыню, казалось Эдеру слегка… невежливым, если сам ты не живёшь поблизости, и данной сущности не поклоняешься.
Лукас надеялся, что хоть у кого-то из них подобная цель имеется в наличии, в противном случае они будут карабкаться на гору ради того, чтоб поразмять ноги, а это вполне можно было сделать, водя хороводы на пыльной площади.
Опять же божества, насколько помнил герцог из старых историй, существа с долгой памятью, отличаются, к тому же, нравом не добрым и очень мстительным, веселье же понимают весьма… своеобразно. А уж тот, к которому решил наведаться Алистер и вовсе добродушным хозяином окрестностей не слыл.
И, чтобы разнообразить тему, Лукас спросил Софи о не случившимся гадании:
- Чтобы вы, будучи гадалкой, предсказали каждому из нас? Всё равно ведь они больше высказывают догадки, чем действительно прорицают.

Отредактировано Lukas Eder (2019-04-01 23:01:59)

Материализму новоявленного герцога Эрнсте можно было позавидовать. Или посочувствовать. Алистер, например, был уверен, что спятил бы, если бы каждое его действие было направлено только на достижение какой-то значимой цели. С другой стороны, вероятно, корона оказалась бы на его голове значительно раньше, и пятнадцать лет не были бы потеряны. Но нужен ли Ардону спятивший король, он не был уверен. Вот и сейчас - на что он рассчитывал? Попробовал признаться - молча, хотя бы только себе самому - но не вышло, и вместо жесткой складки, залегшей на какую-то минуту у его губ, опять заняла отрешенная улыбка. Фельсенберг развел руками, как будто признавая свое поражение против аргументов герцога, которые, будучи бесспорными, совершенно не работали.
- Не сорваться с этого моста. Выпить на вершине. Найти еще гранатов - Софи не помешает диадема в комплект к серьгам или, может, кольцо? Или просто испытать судьбу: какой смысл жить, не чувствуя себя живым? Неужели вам самому, прожившем жизнь на равнине, не интересно, сможете ли вы покорить Реден?
С Софи в другой раз он согласился бы легко, признавая, что Альтера не следует страшиться, только относиться с разумной осторожностью. А она сама в любой другой раз наверняка бы назвала Хранителя отродьем бездны и вообще вымыслом деревенских - но теперь вдруг рьяно взялась оберегать Эдера от занимательных историй, которые могли бы испугать его, если бы хоть одна была рассказана. Алистер раздраженно пожал плечами. Все, что она знала о Железных горах, было лишь более или менее правдоподобными сказками, не слышала, о чем они говорят, не испытала на себе, как любит повеселиться Старший. И все равно она считала, что понимает, чего на самом деле следует, а чего не следует бояться. Как всегда, знала все и лучше других. Эта черта ее, обычно вызывавшая у Фельсенберга непроизвольную улыбку, теперь как будто обернулась другой своей стороной. Он скептически хмыкнул - в самом деле, чего ей бояться?
- А что если ему нравится страх?
Хотел было сказать что-то еще, но, так и не сказав, замолчал, и уже молча следил за тем, как открывается перед Лукасом завеса тайны, скрывающее его будущее. Чего у Софи было не отнять, так это умения рассказывать увлекательно, так, что любое движение ее губ ловишь едва ли не с открытым ртом, хоть потом можешь и не вспомнить ни единого слова из сказанного, но слова тут были не так уж и важны. Герцог тоже выглядел заинтересованным, и Алистер мог бы поклясться, что как любой нормальный мужчина, губами куда больше, чем словами. Пора было заканчивать этот балаган - тот, что шумел внизу, выглядел куда как интереснее - но стоило ему сделать шаг к Эдеру, новые участники представления не замедлили появиться на сцене.
Фельсенберг несколько раз рассеянно моргнул, пытаясь понять, откуда появились эти двое. Точно не со стороны вершины: пройти по бревенчатому мосту над пропастью незамеченным мог разве что Альтер собственной персоной. И не от деревни: не могли старики нагнать их троих, а сами они по дороге никого не обгоняли. Похоже, они вынырнули откуда-то из леса, с незаметной звериной тропы, уводящей в чащу, и один бог знал, что они там искали.
На предсказания бродяги оказались щедры. Не без интереса Фельсенберг прислушивался к щелчкам костяшек воображаемых счет, обозначавших настоящих и будущих детей герцога Эрнсте. Двадцать, пятнадцать, десять или двенадцать - каждая из цифр была по-своему хороша, и каждое новое предложение как будто намекала, что герцогу неплохо было бы уйти в монастырь, пока не поздно. Пожалуй, откупиться от странной парочки и в самом деле было бы дешевле, чем ждать, на каком количестве наследников они остановятся, и оставалось понадеяться, что у него еще оставались деньги. Однако на одном лишь герцоге и его многочисленном потомстве старики решили не останавливаться - гулять так гулять. Взгляд бродяги Алистер встретил спокойно и терпеливо дождался, пока тот, рассмотрев все, что ему было необходимо для вердикта, наконец-то высказался.
Вообще-то он рассчитывал примерно на то же, что досталось Лукасу, и прозвучавшие в ненадолго повисшей тишине слова заставили его вскинуть брови, затем прищуриться и под заливистый хохот женщины мельком бросить взгляд на каждого из своих спутников. Все это могло бы показаться бреднями сумасшедшего, но не казалось. Будущее или всего лишь обрывки мыслей - но Алистер понимал, что читает в его глазах бродяга, и это пугало не меньше, чем сами слова. Или его желание остаться в живых, несмотря ни на что - желание, которое по мере приближения войны, все сильнее сдавливало глотку, гнало его на деревенские праздники и заставляло раздавать долги, настоящие или мнимые, как тот, который они отдали Диего - уже давно выплеснулось из берегов и не было тайной? 
Смех Софи в ответ на пророчество неприятно застыл куском льда в районе солнечного сплетения. Фельсенберг поморщился, но наконец заставил себя улыбнуться. Он вернулся взглядом к предсказателю, который, казалось, ни на миг не усомнился в том, что сказал, пошарил рукой в висящем на поясе кошеле и достал монету. Не золото, конечно, не ходить же с золотом на деревенские ярмарки за печеными яблоками.
- Смотрите-ка, Эдер, хорошие новости для нас обоих. Значит, горы сегодня будут достаточно гостеприимны, чтобы отпустить. Ну-ка, старик, расскажи мне, какое счастье ждет меня с моей косолапой благоверной. Не станет она раздаривать поцелуи налево и направо? Говори правду, и честный трудолюбивый работяга отдаст тебе серебряный, на который весь год работал не покладая рук.