От привычки вставать с постели едва займется рассвет следовало бы отказаться еще двадцать пять лет назад, когда на голову Анны легла ивресская корона. Это было пережитком прошлого, чем-то, к чему ее буквально заставил привыкнуть архиепископ Сильвестр, и что должно было исчезнуть, как только она получила то, к чему он ее готовил, но нет. Почему-то именно эта привычка так и осталась с ней навсегда. Просыпаться рано утром и отправляться в небольшую молельную комнату вместо красивой замковой часовни. Туда, кажется, никто кроме нее почти и не заходил, но все двадцать пять лет помещение держали в порядке, зная – наступит следующее утро и их королева снова появится на пороге, отпуская всех передохнуть.

Спаслось сегодня плохо. Анну не отпускало необъяснимое беспокойство, но Климент, который уже неделю находился в замке, и которого она вызвала в свои покои заполночь, осмотрел ее и сказал, что все в порядке. Она, конечно, знала это и сама, но волнения мешали сосредоточится, и настоятелю монастыря приходилось нередко вспоминать о том, что он все еще и личный лекарь Ее Величества. Спокойный сон так и не пришел, и рано утром в молитвах королева провела времени вдвое больше, чем обычно, а после отправилась в жилую часть замка, чтобы разбудить супруга или, пожалуй, растянуть это утро еще ненадолго и остаться рядом с ним. Очевидно, делиться своими планами с Создателем не стоило, иначе как еще объяснить, что вместо спокойного и тихого утра ей достались обеспокоенные крики Жюли Бланкар из покоев средней принцессы?

Фрейлина выскочила за дверь и принялась трясти одного из караульных, требуя лекаря. Королева ускорила шаг, и стоило ей подойти поближе, как она услышала, что плохо не кому-нибудь, а ее собственной дочери. Племянница замкового капеллана, впрочем, увидев Ее Величество переменилась в лице и побледнела, вся вжимаясь в стену.
– Что произошло? – королева отодвинула фрейлину в сторону, заходя в покои принцессы, и охнула, а Жюли немедленно начала сбивчиво оправдываться. Анна, прежде чем броситься к кровати Катарины, остановила ее рукой.
– Отца Климента, немедленно, – юная Бланкар продолжала стоять, как вкопанная, и Анне, сердце которой уже пропустило ни один удар, пришлось повысить голос почти до крика. – Бегом, Жюли, бегом!
Отравление. Энергия Катарины сияла так слабо, будто бы они нашли ее полумертвую, спустя несколько дней после пропажи, но ведь принцесса совершенно точно всю ночь провела здесь. Королева сама слышала, как дочь возмущается чему-то на сон грядущий, но такие сцены в ее исполнении ни для кого уже давно ни были сюрпризом. Вот и сама Анна не обратила внимания. Очевидно, зря. Но ведь они виделись буквально за несколько минут до? Неужели кто-то?..
– Не впускать никого, кроме отца Климента. Выяснить, что ела и пила принцесса перед отходом ко сну.
Стражник щелкнул каблуками с железными набойками и бегом ринулся то ли на кухни, то ли опрашивать фрейлин и слуг, пока Анна, положив руку на лоб дочери, начала читать молитву из числа тех, что сама еще годы назад переиначивала из языческих заговоров. Но целебная магия всегда выходила у Клинта лучше. От ладони начало распространяться тепло, а тонкая, посеревшая кожа принцессы чуть засверкала, но увидеть это в любом случае было некому. Лишь бы Клинта разбудили скорее.
Настоятель монастыря появился на пороге уже спустя пару минут, и задавать вопросов не стал. Пробормотав ему что-то о том, что видит, королева бессильно опустилась на пол подле кровати дочери и запрокинула голову, делая глубокий вдох, от которого чуть закружилась голова. Им предстояло еще несколько сложных часов.

***

Чем вызвано отравление им с Клинтом удалось выяснить еще к середине дня, но Катарине нужно было время, чтобы оправиться, и в ожидании этого момента королеве пришлось провести еще одну бессонную ночь, переполненную множеством самых разных догадок. Она едва справлялась с тем, чтобы не ринуться искать правды, стоило дочери только очнуться, но все же позволила ей набраться сил и спокойно поспать. Для того, чтобы уже утром измерять шагами ее покои в ожидании, пока принцесса причешется.
– Как ты себя чувствуешь? – осведомилась она, останавливаясь у стола Катарины и разглядывая многочисленные баночки на нем. – Не хочешь мне ничего рассказать?
Королева сделала шаг к комоду и легким движением распахнула ящик, вытаскивая наружу шкатулку для зелий, в которую вчера они сложили пустые склянки.
– Что ты себе позволяешь? Кто тебе это, – она кинула шкатулку на кровать дочери и выпрямилась, складывая руки под грудью. – Принес?