Среди молитв, которые леди Жеводан произносит в последнее время, притаилась одна, которой не суждено стать обращением к Единому. Она ждет своего часа, как шаткая ступень на крутой лестнице или отравленная страница в книге. Полин жалеет об утраченной невинности. Не той, что природа наградила существ женского пола, но духовной. С каждым днем, проведенном при королевском дворе, ложь дается девушке все проще. Не нужно даже специально стараться, кого-то вводить в заблуждение: люди и так обманутся. Правда – горькое знание, которого многие любители мирских радостей старательно избегают.
Главное – не разубеждать тех, кто заблудился среди собственных иллюзий. И вот он, чудесный результат! Когда Полин склоняет голову, мягко улыбается и говорит о том, то достоинства внутренние много важнее внешних, мало кому придет в голову, что имеет она в виду лишь непростой выбор того на что пустить остаток жалования. К слову, претендентами были шелковая нижняя рубашка и теплый плащ на зиму, а играется девушка из чистого любопытства, желая проверить: сможет ли обмануть?
Может.
- Ах, не стоит! Я помогу. – К тому, что фрейлина Ее Величества нередко оказывается среди служанок, все уже привыкли. Про нее уже говорят, что воспитывалась леди в монастыре, перевирая факты. Не воспитывалась, а была отослана. И не «почти всю жизнь», а несколько лет. Но руки Полин не боятся работы, она не гнушается самой забирать и относить вещи, приносить распоряжения, пробежавшись по служебными коридорам или, как сейчас, ухватиться за тяжелый утюг.
«Ну, давай же! Грейся упрямый кусок…»
Полин отгибает кусок юбки принцессы и смотрит на спрятанное под ним письмо: так и есть, в межстрочных интервалах проступают буквы. Ей остается лишь вознести благодарность Создателю за то, что тетушка воспользовалась таким простым способом передачи информации. Страшно подумать, на что бы пришлось пойти девушке в поисках подходящего проявителя, если бы Преподобная Мать не поскупилась. Взлом кабинета казначея был бы, наверное, наименьшим злом.

Помимо широких коридоров и парадных залов, Форменос изрезан ходами, как муравейник. Полин цепляется в них, запоминает заново, проходя маршруты собственных детских проказ тихим быстрым шагом. Первое время после возвращения из Аренберга, или, откровенно говоря, происшедшего в Риботе отголоски пережитого страха терзали девушку. Она не могла спокойно находиться в помещениях, из которых вел лишь один выход, который так просто было заблокировать… Уговоры о том, что в замке все они в безопасности, стены надежны, а стража – верна, не приносили утешения.
Бояться за себя Полин так и не научилась.
Молиться – тоже.
Что вообще можно было просить у Создателя ради себя? Разве что смирения, терпения да не стать худшим человеком, чем уже успела стать. Поэтому девушка искренне молится об одном: чтобы это страшное лето со всеми бедами, что оно успело принести, закончилось. Чтобы кровавые семена, упавшие в благодатную почву, не дали смертоносных всходов.
То, что одними взываниями к Создателю дело не обойдется, Полин понимает, пристроившись у окна с теткиным письмом. Поначалу она не может перестать радоваться: между каллиграфически выверенных наставлений о том, как добродетельной девице стоит вести себя при дворе, притаились убористые строки, согревающие девушку лучше последнего тепла этого года. Уточнить в столице цены на шерсть; немедленно передавать все, что сможет узнать о настоящих событиях в Лантароне; обещание при следующей возможности передать горшочек меда и кувшин сидра – ведь ее племянница уже взрослая девушка. На последнем младшая из Шадюри не выдерживает и фыркает под нос: уж что-что, а тетушка имеет в виду не гостинцы из яблоневого сада. Но так им хотя бы не придется так мучиться с перепиской, пряча завуалированные намеки, проступающие лишь при правильном нагреве среди напыщенных слов.
Полин кажется, что Преподобная Мать играет в шпионов из чистой любви к искусству. Плетет интриги, как иная мастерица – кружева. Но последние строки письма все проясняют: игрой тут и не пахнет. Девушка бледнеет как полотно, постепенно осознавая, какое же задание на ее плечи возложено драгоценной тетушкой. Столько компрометирующий документ стоило бы немедленно, прямо на месте съесть. Возможно бы, она так и поступила, если бы головокружение не боролось с тошнотой.
Вместо этого Полин пользуется первой же найденной свечой, для верности растирая теплый пепел нервно трясущимися пальцами.
«Единый, помилуй грешное дитя твое, если она знает, как этот разговор повести.»

- Ваше Величество, – поклон, положенный этикетом, спокойный голос.
И пусть для истории навсегда останется тайной, о проведенной в слезах ночи и вытье в подушку «я не смогууу» на одной ноте, сделавшей честь всем помойным кошкам. Полин не уверена, от кого слышала уверение в том, что Создатель дал женщинам слезы, чтобы они могли выдержать тяжесть своей природы, но внутренне с ним согласна.
- Не найдется ли у вас времени для одного разговора?
Она перебирала планы, один не умнее другого, пока не пришла к выводу: любая наигранность поставит крест на этой беседе, еще до ее начала. Именно он приносит успокоение. Поступай, как должно, и будь, что будет. Вот только этикет уже не подскажет, как стоит разговаривать с человеком, к которому испытываешь бескрайнее уважение, приправленное толикой благоговейного страха.

Отредактировано Pauline Chadurie (2019-04-17 01:16:05)

Не наблюдай Полин так внимательно за лицом Его Величества, то точно пропустила бы эту тень. Ту, что бывает, когда человек, прекрасно владеющий собой, думает о чем-то неприятном. Она почти открыла рот, чтобы спросить, но воспитание, память и осторожность его быстро захлопнули. Так, что только зубы клацнули на манер опускающейся решетки на мосту. Возможно, у мужчин династии Ришкуров уже вырабатывался рефлекс на попытки одной конкретной девицы поговорить без посторонних. Инстинктивное предчувствие, как бывает у животных перед землетрясением: сейчас буду слезы, заломленные руки и вопросы о Филиппе Анри. Тут стоило бы вслух признаться, что то время, когда Полин добивалась внимания мужчин, которым на нее плевать, стреляя по ним вишневыми косточками из трубки, осталось в прошлом (хоть и не таком давнем, как многим бы хотелось). Следующая же стадия, когда мужчине доставались обвинения в загубленной жизни (которая обязательно бы сложилась лучше всех, если бы не) оставалась благословенно далека, вместе с сединой и больными суставами – отсюда и не разглядеть.
Но вслух был задан совершенно другой вопрос, а лучшим ответом на события прошлого было не поминать их всуе. Ну, а то, сколько слез и бессонных ночей стоят девушкам попытки стать взрослыми и серьезными женщинами, пусть тайной и остается.
- Позвольте Вам не поверить, Ваше Величество. – Полин улыбнулась, прижимая к груди книгу. Оказывается, она так с ней и бродила, подхватив в комнате. Нервное желание непременно занять руки ничего хорошего не сулило. – В моей памяти еще живы воспоминания о том, как вы отчитывали кого-то за предложение завести в замке библиотеку. Вас-то мы и из-под стола опознали, по сапогам и голосу, а вот тот бедолага только блеял и заикался. Учитывая, что слышатся разговоры о новой гардеробной башне, сомневаюсь, что ваши приоритеты, как и способность  их обозначать хоть сколько-то изменились с годами.
Тут оставалось только порадоваться дурацкой книжонке в руках, иначе бы Полин точно не удержалась и принялась разглаживать подол своего, слишком уж скромного по меркам двора, платья. Вырез маловат, юбка узковата из-за экономии ткань. Да и всем украшениям фрейлина предпочитала сетку для волос с бусинами розового кварца. Не только любимую, но попросту единственную. И порадоваться… Нет, вознести Единому быстренькую молитву за то, что празднества, связанные с днем рождения принцессы Катарины уже закончились, а грешная дочь его ни от зависти не позеленела, ни жабой задушена не была. Давно уже нужно было смириться с тем фактом, что есть женщины, которым мужья дарят на рождение первенца гардеробные башни. Есть дочери, которые у таких матерей рождаются… А есть те, кто получает жалованье и на зимний плащ еще не накопили! Равенство в земной жизни вообще Создателем было не предусмотрено, не иначе как для бесконечной отработки упражнений на смирение, подобно гвардейцам на плацу.
- Если же говорить откровенно, то двор навсегда останется для меня местом, где прошли лучшие годы детства, Ваше Величество. Даже сейчас, прибавив в годах и обязанностях, я ловлю себя на желании съехать по перилам, а иногда и поддаюсь ему. В неизменности таких вещей кроется особая милость Создателя. Даже если большая часть проделок теперь принадлежит совсем другим детям.
Иногда Полин позволяла себе задаваться вопросом о том, что же с ней не так на самом деле. Почему именно воспоминания детства настолько будоражили душу? Не потому ли, что оно не утратило своей чистоты и возможности без страха смотреть в будущее? Или потому, что в то время даже в самой дикой ночной выходке не было ничего предосудительного? Поводов остаться без сладкого или других наказаний – сколько душе угодно. Выслушанных в свое время нравоучений хватило бы на десяток столь нелюбимых при дворе книг. Или потому, что она, не размениваясь на нежность и волнения девичьей влюбленности, шагнула сразу к вполне себе женским страстям и ответственности за них – полной мерой? Да так и осталась там стоять, на костре, пылающем не хуже тех, на которых до сих пор нет-нет, да и сжигали ведьм.   
Возможно, это вопрос, на который ей не суждено было найти ответа, а стоило просто перестать им задаваться. Тем более в то время, когда существовали более актуальные темы. От зрелища тренирующихся мужчин внизу становилось как-то не по себе, хотя Полин не могла найти этому внятного объяснения. Ей не раз приходилось видеть что-то подобное, ничего необычного не происходило, во всяком случае, не во дворе. Девушка взвесила в руках книгу и открыла наугад, там где на странице теснились карандашные пометки с прошлой расшифровки. Взгляд упал на одну из строф:
- Губки у нее, створки две в воротах рая… – Высокомерное презрение в голосе, девушка даже не попыталась скрыть. – Не знаю, что меня сейчас больше удручает: что на такую откровенную чушь ведутся женщины или то,  что люди тратят время и силы на переписывание столь жалких вирш. Страшно подумать, что будет, если книги станут дешевы и доступны. Полагаю, напечатанным в них можно будет лишь подтираться.
Она говорила не то, о чем собиралась изначально. Но, стоит сказать, что у Полин вообще не было настоящего плана. Слишком много времени и нервов пришлось потрать на поиски короля и споры с охраной у кабинета.
Нет, Его Величества действительно там нет.
Нет, не «для фрейлины с поручением» нет, а на самом деле нет…
Да смотри ты уже сама, рыжее чудовище!
И, откровенно говоря, Полин была не против хотя бы часть этого раздражения выместить.
- Пожалуй, с меня хватит того времени, что эта дрянь провела около моей постели. Не окажите любезность. – Она кивком головы указала на ближайший факел, до которого сама могла бы разве что допрыгнуть и принялась методично раздирать книгу. Сначала обложка, потом пришел черед листов. – Тетушка зареклась использовать со мной так называемые книжные шифры. Сказала, что с моей страстью путать буквы, написанное и так расшифровать не выйдет. А с моими талантами переставлять буквы местами, я бы любую армию могла вместо чужой столицы в свои же болота направить. Не такая уж напраслина, если я до семнадцати писала название родной страны исключительно как Иверс… Перестала только когда меня за такие ошибки в письмах от имени Преподобной Матери, она стала лупить меня розгой по пальцам.
От протянутого огня бумага занималась радостно, бросая блики на стены. Девушка жгла сложенные листы умело, вовремя переворачивая пылающий остаток, чтобы не обжечься – сказывался опыт.
- Один из первых уроков от Преподобной – не доверять бумаге. Все, что было написано, может быть прочитано, а, значит, рано или поздно использовано против тебя. И, чем старше я становлюсь, тем меньше считаю это паранойей, а больше – разумным подходом. Так что я искала этого разговора не как одна из подданных Вашего Величества или фрейлина Ее Величества, но как голос одной из обителей Ивреса.
В руках девушки оставалась лишь обложка, гораздо более плотная – она занималась медленней остальной бумаги а еще давала время и возможность не смотреть на реакцию короля.
Когда та догорела до середины, Полин поняла, что так и не успела испугаться, что Его Величество ее попросту не воспримет всерьез.

Отредактировано Pauline Chadurie (2019-04-23 13:08:45)

В лицо плеснуло горячим стыдом, не имеющим никакого отношения к пламени, еще несколько секунд плясавшим в руках девушки. В памяти снова всплыли хлесткие слова тетки, отмеренные ей на прощание.
Если ты не можешь…
Если бы она сама знала, что может, а что – нет! Были вещи, проверить которые можно было лишь одним способом: сделать их. Это уже не говоря о просчете последствий, которые неизменно тянуло за собой сделанное и несделанное. Да и сказанное с несказанным могли жизнь порядком осложнить.
- Ваше Величество, молю вас о снисхождении. Если что-то в моих словах или действиях было принято за непозволительную… – Дерзость. Хорошее слово. Правильное слово… Говорить его в присутствии королевской четы Ивреса было так же безопасно, как учиться летать, спрыгнув с башни. Полин знала, о чем говорит! Однажды она его уже ляпнула. – Я могла бы до последней буквы разобрать сказанное мной, доказывая, что ни словом, ни мыслью не посмела бы судить об устройстве двора или неизменности ваших приоритетов. Что это лишь ошибки девчонки, не совладавшей с подбором красивых слов для некрасивых историй.* Но эти заверения лишь отнимут время, которого не так уж много. Поэтому я могу лишь просить поверить в то, что лишняя моя вольность существует лишь потому, что часть моего разума никогда не позволит видеть в вас только короля и сюзерена. Та, что с безграничным уважением смотрит на человека, которого я видела с самого детства. Кто присутствовал в жизни нашей семьи и был отцом тех, кого я до сих пор смею называть друзьями. Создатель свидетель, хорошего отца.
Девушка перевела дыхание, сама не до конца веря, что сказала все это.
Не думала было в корне неверным выбором слова. Полин думала и приходила к выводу, что в тот момент, когда от правильного выбора слов зависит не ее личное будущее (в Бездну его, по которому уже разу), а жизни сестер в обители, любое недопонимание должно быть прижжено каленым железом. Вытащено на свет и лишено возможности отравить сомнениями дальнейший разговоров.
- Преподобная мать, как и любая из нас, ответит за истинную крепость своей веры только пред Создателем. Лишь ему под силу отделить ложную набожность, которая ближе к лицемерию, от веры истинной. Речь пойдет об опасностях сугубо земных и… – Полин снова пропустила секунду, пред тем, как буквально выплюнуть: – Человеческих.
Дочь маршала Севера был готова признать: при всех своих недостаточных навыках в ведении переговоров, при том, что терялась и сбивалась в личном общении с королем, она была испорчена властью. Ее следы остались на руках, как квасцы, въевшиеся в руки дубильщика, когда она помогала настоятельнице с перепиской, как секретарь. Попали в глаз, как осколки ледяного зеркала из той сказки о ведьме, когда следовала по пятам, губкой впитывая горькое знание. Все это мешало смотреть на мир по-старому. В устройстве мира теперь виделось несовершенство под названием человеческие пороки, и Полин не была уверена, что от этого знания спасут молитвы или выколотые глаза.
Но сейчас она смотрела на Его Величество, понимая, что доверия этому человеку у нее разве что немногим меньше, чем веры в Единого. И вряд ли бы Полин могла чувствовать такое без той самой, малой части знаний, о которой уже успела сказать.
- За последние годы мы успели привыкнуть к завуалированным угрозам в письмах архиепископа. Вопросы о том, насколько крепка наша вера и благочестиво поведение им задаются с одной целью: посмотреть, как мы будем извиваться, будто уж на сковородке. Обитель ведь не такой уж обычный монастырь, Ваше Величество. И дело не только в нашей почитаемой святой. Именно в Жеводан долгое время ссылали неугодных женщин благородного сословия. Вдовствующая герцогиня, своей активной позицией мешающая выросшему сыну. Нелюбимая жена, так и не сумевшая родить наследника. Дочь, позволившая себе слишком много свободы. Женщины, совершившие проступок, но наказанные гораздо строже, чем… – Фрейлина позволила себе улыбку краем рта, признавая: да, речь идет и о ней. Но история некой Полин Шадюри – лишь одна из многих а, значит, не стоит того, чтобы заострять на ней внимание. Взгляд она не отводила, смотрела в лицо короля пристально и спокойно, позволяя теплу в голосе просачиваться лишь когда разговор свернул на саму обитель, не скучать по которой она не могла. – Был бы наказан в таком случае мужчина. Но Создатель был поистине милостив к оступившимся дочерям своим, он указал путь. Дал возможность не бороться с внешним миром, но через смирение стать одним целым – большим, чем сумма его частей по отдельности. У нас прекрасные медики, которые помогают любому нуждающемуся, не требуя платы. Есть талантливейшие акушеры и сестры, способные творить божьи чудеса. Я могла бы часами рассказывать о том, как прекрасна и любима эта обитель, но жестокая истина в том, что как бы Единый не был к нам добр, церковь Его – плод рук человеческих. Проще говоря, для того, чтобы из сестер превратиться в еретичек, ведьм и богохульниц достаточно одного… Ну, ладно, может и не совсем одного, но росчерка пера архиепископа. Нам проще жилось при архиепископе Сильвестре. Не мне судить, что было у него на душе. Может, сочувствовал некоторым, может, видел, что пользы от нас больше именно в служении. Ну, а, может, просто любил пирог со сливой и партию в шахматы с Преподобной разыграть. Многое изменилось после его смерти, для нас в том числе, и становится все хуже. Мы – бельмо на глазу Туррета. Не знаю только, как он еще не догадался окрестить жеводанского зверя – посланцем Бездны, призванным наказать сестер за грехи…
От упоминания последнего – зверя, не архиепископа – Шадюри ощутимо вздрогнула и обхватила себя руками. Вряд ли ей когда-нибудь удалось забыть, как выглядят его жертвы.
- Но его последнее письмо напугало даже мою Духовную Мать. Он не задавал заковыристых вопросов, из числа тех, ответа на которые не существует. Наоборот, предлагал – поддержку и одобрение Церкви… Как будто хоть что-то из этого он собирался предоставить в случае успеха.

- Прошу прощения, Ваше Величество. – Девушка склонила голову, пряча или только надеясь спрятать вздох облегчения. Иногда в моменты подступающей гордыни, Полин Шадюри считала себя достаточно умной особой. Но сейчас продолжала теряться, раз за разом. Все было бы гораздо проще, выбери она одну маску. Найдя в себе достаточно сил, чтобы поддерживать этот образ, бывшая послушница существенно облегчила бы себе существование при дворе. Говорить то, что от тебя хотят услышать, что, казалось, могло быть проще? В особенности, если мозгов вполне хватает на то, чтобы это просчитать. Ну, или интуиции на то, чтобы примерно прикинуть направление. Кивать, улыбаться и лить мед вперемешку с елеем в чужие уши.
Какой идиоткой надо быть, чтобы раз за разом хотеть сказать правду или сделать все честно? Блаженной, как минимум. Вполне вероятно, что Создатель уготовил место непутевой дочери своей вовсе не в обители, а в какой-нибудь богадельне, вместе с прочими скорбными разумом. Тем не менее, что-то в Полин истово противилось тому, чтобы лицемерить рядом с теми, кого она искренне считала близкими. Наивность, позволительная в пять лет, но никак не в двадцать. Ведь в числе этих людей почему-то оказывалась королевская семья, и выпадали собственные родители, срывать от которых количество проблем фрейлине давно уже не составляло труда. Всего-то и потребовалось признать, что они правы: и характер у девчонки поганый, и воспитание в монастыре не пошло на пользу… И вообще, лучше бы притопили как слепого котенка, пока время упущено не было.
- Мне становится сложно различать шутки во время серьезного разговора. Слишком многого начинаешь опасаться, когда по-настоящему осознаешь, что от результата зависишь не только ты, но и те, кто тебе доверился. – Выражение, с которым девушка смотрела на Его Величество, было более чем красноречивым. Вопрос «Как Вы можете так жить, и не сойти с ума ото всей этой ответственности за чужие жизни?» читался так, словно был  написан огромными буквами. Но поднимать эту тему фрейлина не рискнула, лишь про себя расширила список того, что стоило поминать в ежедневных молитвах. – Щелчки по носу в таком случае – лекарство. Горчат, как и положено всякой микстуре, но не позволяют слишком возноситься. Так что на самом деле мне бы стоило поблагодарить вас, Ваше Величество, за эти малые уроки.
Подстроиться под шаги короля оказалось неожиданно просто. Для того, чтобы успевать за мужским шагом, Полин пришлось слегка подобрать подол платья, что избавило ее от вечной проблемы – куда же пристроить руки, раз уж привычных четок в них не оказалось. Да и ей самой этот темп был вполне привычен, но на этот раз не грозил отповедью из-за того, что фрейлина сломя голову носится по лестнице, а не важно вышагивает, будто портновский манекен или витрина золотых дел мастера.
А еще на ходу было проще спрятать некоторые реакции, которые человек, более опытный в политических играх, и заметить-то не позволил.
Король не имел ничего против их обители.
Мысль набатом праздничным перезвоном разносилась в голове, а, значит, как минимум часть завуалированных угроз не имела под собой оснований. «До сих пор», конечно же, были важным нюансом… Но, если Единый будет милостив к дочерям своим, эта самая «пора» будет еще длиться и длиться.
Если, конечно, Полин не увлечется этой мыслью так, чтобы пропускать вопросы.
- Ваше Величество, а вы бы стали доверять предложение об убийстве члена королевской семьи бумаге?
Слова, слишком резкие для того, чтобы быть безопасными, повисли в воздухе, как занесенный меч. Полин по инерции сделала еще один шаг, но обернувшись, прислонилась спиной к одной из опор галереи и начала рассказывать. На этот раз она обхватила себя руками, словно борясь с внутренним ознобом, но взгляда не отводила.
- Создатель, дай спокойствие принять то, чего я не могу изменить, дай мужество изменить то, что я могу изменить. И дай мне мудрость отличить одно от другого. Это часть утреней молитвы в обители. Я сама повторяю ее каждый день, перед началом дел, на него отпущенных, уже почти пять лет. Хоть какой-то результат за это время, да есть. Пока дело касалось изуверских намеков архиепископа, это было нашим, сестер делом. Проверкой убеждений и духовных сил. Бежать к Главе церкви каждый раз, когда высказываются сомнения в том, что же женщина может понимать в служении, так же как грешно молить Единого о прихотях вроде новых сережек и платьев, да простится мне это сравнение. Но Его Высокопреосвященство… – На этот произнося официальное обращение к архиепископу, Полин даже не пыталась скрыть сквозящего в голосе яда. Очень женского, надо сказать, яда. Словно в голосе одной девушки звучали сотни, тысячи женских голосов, которых когда-то насильно заставили подчиниться праву сильного, праву мужчины. Подчиниться-то заставили, а забыть о перенесенном насилии и унижении не смогли. – Собирался почтить нашу обитель в День святого Раймона, но, к сожалению, задержался в пути и прибыл лишь пару дней назад. Так, во всяком случае, звучит официальная версия.
Уточнять, сколько в тех «официальных версиях» правды особо не требовалось – иные трактирщики столько воды в пиво не льют, как власть имущие – образных выражений и мутных формулировок. Обитель святой Бригитты славилась совсем другим праздником, который знаменовал прощание с холодным временем года и началом полевых работ. В это время к монастырю съезжались паломники, после праздничного молебна распахивалась земля – словом, было на что посмотреть. В день же окончания полевых работ почитались совсем другие места, чего второй человек в церкви Ивреса не знать попросту не мог.
- Так что все обсуждения велись устно. Более того, исключительно в саду, где подслушать его было бы проблематично. – Полин не требовалось усилий, чтобы монастырский сад воскрес в памяти. Иссеченный тонкими дорожками, посыпанными белым песком с побережья, будто паутиной. С кучами опавших листьев, собранных сестрами. В другой год ко всему этому прибавился бы запах дыма, но вряд ли при таком засушливом лете и осени, ставшей его продолжением, станут жечь листву. Даже начало разговора представлялось: плешивый сморчок похвалил сад (еще бы, рискнул бы он не). Послушал краткую лекцию о том, как формируется крона молодых деревьев, вырезается все лишнее, чтобы потом не приходилось собирать плоды в переплетении мелких веток. Остаются лишь сильные, правильно растущие ветви, способные давать богатый урожай… Полин не хотела думать, сколько в том от развешенного перед плодожоркой ловчего пояса, а сколько – заслуженной гордости женщины, следившей с прошлой осени за новыми саженцами и возносившей благодарственные молитвы весной, когда все они принялись и выпустили почки. Полин бы многое отдала, чтобы оказаться сейчас там. Но, кажется, Единый давал вполне ощутимый знак: ее мирская жизнь не закончена. И пока девушка не выполнит всего предназначенного, о безопасности под защитой монастырских стен останется лишь вспоминать. – Туррет продемонстрировал знания о характере женщин нашей семьи, гораздо более подробные, чем положено мужу, принявшему среди прочих обет безбрачия, если не целомудрия.
Страстные, мстительные, рыжие. Слова о том, что девиц Шадюри стоит отдавать замуж до того, как они переменяют молочные зубы на настоящие клыки и выращивать каждую суку уже под себя,  была шуткой лишь отчасти. Да и в лучшее время -  понятной лишь тем, кто имел в своем распоряжении охотничью свору.
Но определенную ее истинность Полин отрицать не могла.
- Я не хочу вдаваться в подробности событий пятилетней давности и то, откуда Его Высокопреосвященству удалось о ни узнать. Скорее всего тайна исповеди в некоторых случаях – вещь более, чем условная… Расскажу лишь то, в каком виде она была представлена нам. Королевская династия нанесла семье Шадюри оскорбление, за которое никто так и не понес наказание. – Улыбка девушки имела мало общего с любой человеческой эмоцией, больше напоминая о бесах Бездны, чем о благочестивой женщине. – Если бы версия архиепископа дошла до меня без учета настоящих событий, я бы, наверное, рыдала над погубленной девичьей честью… Он представил себя как единственного защитника несчастных женщин из рода, глава которого не нашел в себе сил защитить дочь от сластолюбца королевских кровей. Возможно, я бы даже поверила в такую трактовку событий… Но образ рыцаря в сияющих доспехах идет архиепископу не больше, чем корове – седло от боевого жеребца. И в его предложении нет ни единого грамма заботы о нас. Достойные семьи скрепляют сделки браками, но, Единый свидетель, спланированное и осуществленное убийство связывает ничуть не хуже.
Девушка замолчала, вздрагивая, словно от озноба.
Рассказ еще не был закончен. Но, кажется, впервые с прочтения теткиного письма, она позволила себе оценить весь масштаб игры, в которую она была вовлечена.
- Туррет задумал свержение династии. Или обрезку ветвей, как минимум. Никто в обители не поддержит подобное, какими бы сладкие ни сулили награды.

Отредактировано Pauline Chadurie (2019-05-01 19:28:44)

Бойтесь своих желаний, они могут осуществиться. Начиная этот разговор, Полин надеялась только на одно: чтобы король поверил их словам и воспринял возможную опасность, зреющую в недрах церкви серьезно. Но вопрос о том, не могла ли Преподобная Мать в своей заботе о королевской семье слегка додумать на фоне остальных звучал… Как там тетка любила говорить? Для очистки совести? Не то, чтобы королевская совесть нуждалась в очистке, но всегда существовали вопросы, которые задаются вслух не для того, чтобы узнать правду.
Но для того, чтобы ее подтвердить.
- Я была бы только рада, окажись все это … приступом паранойи. – Полин развела руками. – Но тетка разбирается в людях гораздо лучше меня. Ее суждения могут быть резкими, порой – неприятными. Но они справедливы.
Казалось, сложно – это рассказать. Найти в себе смелость начать разговор, найти слова… Единый, будь милосерден к своей непутевой дочери! На остальные вопросы за нее кто будет отвечать?!
- Но на этом, боюсь, моя более-менее проверенная информация заканчивается. Тетке удалость оттянуть официальный ответ архиепископу, сославшись на меня и то, что в таком семейном деле она не может принимать решение одна. Косвенным подтверждением намерений архиепископа будет, то, что по возвращении из своей поездки он сообщит, что Преподобная Мать нездорова, но очень не хотела тревожить этим меня в письмах, и не могла бы Ее Величество отпустить свою фрейлину навестить родственницу. Не появится – значит, и правда, надумали. Обратится напрямую к вам с сообщением о зреющем в обители заговоре против кронпринца – значит, не купился на попытки преподобной матери тянуть время.
Полин удивлялась, как спокойно говорит об этом. Не сказать, что все, о чем она могла нервничать, подошло к концу. Наверное, попросту кончились нервы.
- Все, что дальше… Это только мои выводы, Ваше Величество.
Держать язык на привязи в присутствии сильных мира сего – неплохая тактика выживания. Но король, потирающий лоб так, словно голову изнутри ее распирает от количества мыслей, выглядел слишком уж по-человечески. И Полин продолжила свои рассуждения, нарезая круги по галерее, как акула, почувствовавшая кровь в воде.
- Он не так силен, как хочет показаться. Туррет. Если бы мог, он придушил бы нас, а не предлагал сотрудничество. Это приводит к следующему вопросу: quid prodest? У нас нет влияния при дворе, мы никогда не искали его. Наибольшее достижение, это моя должность фрейлины. Но и она, будем откровенны – тень матушкиных заслуг, а не моих. Использовать ее как-то невозможно.  Мы не воины, чтобы защищать его  оружием. То, что сестры-привратницы могут какое-то время держать оборону в случае осады… Это именно то, что есть: минимальное умение защитить себя, вовремя обрубив подвесные ворота. Так что… Так что Преподобная Мать и всем мы – не цель, а ступенька. Тетушка долгое время собирала компромат, попадавший ей в руки. Не для того, чтобы использовать, но оставляла на черный день. Щит на случай дождливого денька. Но это женский подход… А мужчина может попробовать использовать его как оружие, чтобы склонить сомневающихся дворян на свою сторону.
Девушка резко остановилась, сетка с волосами ударила по плечам.
Она понимала, что делает выводы, к которым тетка пришла уже давно. Скорее всего. Ну, если они были правильными. К сожалению, жизнь не была похожа учебник с задачками, к которому всегда можно было найти тетрадь старшего брата с решениями.
А еще Полин вспомнила то, что не успела сказать раньше.
- Они не сделали бы этого. Ваши сыновья, никто из них. – Да, проходили годы с тех пор, как они были беззаботными детьми, но основы, заложенные в то время, вытравить было невозможно, пока человек был жив. - Разве что… Этьен? Но и он – не потому, что поверит чужим словам против собственного отца, а от излишней уверенности в своих силах. Как можно лучше доказать пользу и значимость, если не раскрыть заговор в церкви?
Еще один вздох и качание головой.
- Это домыслы. Писанное вилами по воде, а архиепископ не так прост, чтобы его планы можно было разгадать с наскока. Боюсь, единственный способ по-настоящему в них проникнуть – принять участие.

- Что предполагает Преподобная Мать… – Полин вздохнула.
Что предполагает Преподобная Мать известно ей, чуть меньше – Создателю. Остальным приходилось вертеться, как угрю в садочке. Но это явно был не тот ответ, который стоило озвучивать. Это Полин могла любить тетку со всеми ее перегибами и недостатками, которых не может быть лишен ни один живой человек, даже посвятивший свою жизнь Единому (ну, в основном, конечно же). Но эти оговорки и недоговорки уж точно бы сыграли против их союза – только наметившегося, а потому еще непрочного.
- Было непросто уместить под прикрытием других строк. Так что эта часть выводов моя.
Кажется, она предупреждала об этом. Или нет?
Может, и стоило бы свалить все на тетку? Предать собственным словам весомости, спрятавшись за ее именем? Хорошо бы, но не честно.
- У него заканчивается время.
Еще один вывод. Полин не стала даже задумываться – стоит ли. Никому не будет лучше, если она по тщательно вколоченной придворной привычке промолчит и беззаботно улыбнется. Впрочем, и хуже не станет – Его Величество в силу опыта и времени, проведенного на троне, не слушать чужих дурацких мнений умел, как никто другой.
- У архиепископа. – Можно подумать, при теме их разговора, были другие кандидаты! Полин задумчиво рассматривала гвардейцев, продолжающих свои тренировки, и невольно им завидовала. Они-то точно понимали, что и зачем делают.– У Туррета начинает заканчиваться время, так будет совсем точно. Он был достаточно силен, чтобы проложить себе путь к месту архиепископа и на нем только укрепился, как паук в центре своей сети. Власть, союзники, деньги – это есть сейчас, но пойдет на убыль, как светлый день после осеннего равноденствия. И все это – потому что вы, Ваше Величество, перевели игру на его поле.
Какая горькая ирония: разговор, начавшийся с совсем другой темы, свернул именно на этого человека. Причину бессонных ночей, боли на сердце и молитв, которым вряд ли суждено закончиться в ближайшие годы. Не за себя, нет. Но за того, кто эту боль оставил, да хранит его Создатель на непростом пути.
- Амбиции Его пока еще Высочества – не секрет для любого человека, умеющего думать. Он принимает обеты не для того, чтобы стать отшельником или годами корпеть над перепиской трактат по богословию. И с того момента, как все будет сделано официально, служители Единого разделятся для Ренье на учителей, которые способны помочь ему освоиться в новом качестве, научить и поддержать, и противников – которые рано или поздно будут пережеваны и выплюнуты, даже если сам он этого пока не признает. Процесс этот будет не быстрым, но неотвратимым, как смена времен года. Недооценить или, тем более, склонить принца на свою сторону не представляется возможным: он уже имеет репутацию толкового человека, хуже того – насквозь верного своей семье. Это и есть то, к чему я веду: Туррет достаточно силен сейчас, но если он хочет сохранить свои позиции, нельзя тянуть с ударом по династии. Ренье пошел в Церковь. Кто… Точнее, что будет следующим? Армия? Флот? Наука? Жаль, ни у кого не хватит занудства прибрать под себя должность казначея – ее бы тоже из рук семьи лучше не выпускать... Но милостью Единого, Ришкуров вполне достаточно, чтобы занять большую часть ключевых постов Ивреса.
«И это еще, не считая девчонок…»
- Но это – вопросы дальнего будущего. Если повезет, я даже смогу это увидеть. Поседею, располнею и непременно обзаведусь вставной челюстью, если не брошу грызть орехи собственными зубами. Ну, а что касается ближайшего… – Полин едко усмехнулась, пристально глядя на Его Величество. – Меня не так воспитывали. Это создает сложности… Иногда. Но я не могу пройти мимо, когда совершается подобная мерзость. Не могу спрятаться за «слабую женскую природу». Возможно, не понимаю всех рисков того, во что ввязываюсь… Но до Страшного суда еще надо дожить и умереть, а совесть сожрет живьем, если останусь в стороне из бесполезной осторожности.
Хотя, пожалуй, осторожность для Полин была бы не лишней. В особенности, когда она будет сообщать Преподобной Матери о том, что ее «сообщить королю о заговоре» незаметно превратилось в «игру двойных агентов».
Возможно… Только возможно, она ввязывалась в это рискованное предприятие не только по той причине, которую озвучила. Совала голову в петлю, лишь бы избавиться от гнетущего чувства, в клочья раздирающего душу. Полин покачала головой, отгоняя сомнения. Нет, она поступила бы так же. Приняла те же решения, потому что принципы верности в ее сердце укоренились много раньше иных земных чувств.
Воистину, не так воспитана.

Отредактировано Pauline Chadurie (2019-05-05 00:26:56)

Один вздох – ровно столько Полин позволила себе, чтобы не сказать ничего.
Разговоры о собственном воспитании она предпочитала обходить стороной. Разве что время от времени почтительно отзывалась о влиянии духовной матери, как она периодически называла тетку к большому неудовольствию женщины, когда-то произведшей ее на свет. В ее мыслях о семье было слишком много вопросов, ответов на которые Полин не получила от близких. Никто и не пытался скрывать того факта, что решение об отправке ее в монастырь принималось матерью единолично и даже Ее Величество выражала некоторое удивление его чрезмерностью. Принимать на веру точку зрения Преподобной Матери по этому вопросу девушке искренне не хотелось, она вела за собой слишком много неприятных открытий, обесценивающих большинство воспоминаний о детстве. Но и возможности понять, чем же на самом деле руководствовались родители, ей никто не предоставил.
«Своей выходкой ты покусилась на единственное, что по-настоящему ценит Гвендолин – ее положение при дворе». Луиза Шадюри и в лучшие годы отзывалась о невестке не слишком лестно, а Полин еще долго надеялась найти ответы на вопросы, которые мучили ее бессонными ночами. Почему ее мать выбрала именно такое наказание? Почему отец не возразил, а согласился с ним? Тоже считал достаточно справедливым, чтобы не скучать о ней? Как можно было на пять лет вычеркнуть из своей жизни якобы любимого ребенка? Неужели вера в некое абстрактное благо «для тебя же самой» была настолько сильна, чтобы усыпить голос совести? Да и было ли, что усыплять… Бывали мгновенья, когда эти вопросы роем потревоженных пчел начинали жужжать в голове Полин. Бывали дни – о, поистине счастливые дни – когда она не успевала о них вспоминать. Но большую часть времени эта незавершенность ощущалась, как открытая рана. И тут наступало самое время  последовательно возблагодарить: Создателя за смирение, отпущенное дочери своей; Преподобную Мать за каждый удар по надутым губешкам, за каких-то полгода отучившую племянницу демонстрировать капризы; и сестру-привратницу, которая через «не могу», «не хочу» и «не буду» учила вздорную девчонку держать удар.
Выучили.
Получив невольный тычок по больному месту Полин только улыбнулась и кивнула, признавая правоту Его Величества. В приличном обществе мучиться историей, которую все давно уже пережили – признак дурновкусия, которое воспитанные особы не демонстрируют.
-  Сначала мне придется дождаться первого хода со стороны архиепископа. Я же – бедная несчастная жертва произвола и чужих амбиций, задыхаюсь в этом гнезде порока... – Скрыть презрительную усмешку фрейлина даже не пыталась, но быстро взяла себя в руки и посмотрела на короля. – Я умею лицемерить, Ваше Величество. Видит Создатель, это – не тот навык, которым я горжусь… Но я научилась, раз уж за все это время никто не понял, что за простотой моего гардероба стоит не скромность монастырской питомицы а бюджет, ограниченный жалованием. И пусть в моей жизни остаются люди, врать которым я не стану, даже если это грозит большими неприятностям, их меньше, чем бусин в четках. И Его Высокопреосвященство к ним уж точно не относится.
Когда предстоит играть партию против такого опасного противника, как второй человек ивресской церкви, мало просто уметь врать. Будто он сам этого не умеет! Нужно измениться. Не просто поверить в собственную ложь, но позволить ей изменить себя так, чтобы она стала самой настоящей истиной.
Сложно, да.
Еще сложнее – найти путь обратно.
- После возвращения он должен будет провести службу в городском храме. Я помелькаю там на случай, если архиепископ не рискнет искать меня при дворе. Не стоит оставлять такие вещи на волю случая. В остальном же… Нам стоит подумать о надежном способе связи. К сожалению, в любом замке у стен есть глаза и уши. А я, надо сказать, порядком истрепала свою удачу по части тайных встреч, чтобы полагаться на нее.

Отредактировано Pauline Chadurie (2019-05-08 18:03:21)

- Щедрость Ее Величества гораздо ценнее, чем можно измерить в золотых монетах.
Разговор, который не стоило начинать, если хочешь сохранить достигнутый результат переговоров.
Разговор, который должен быть закончен, чтобы перестать смутным гнилостным душком витать рядом. Ради этого, пожалуй, стоило поднять ставки.
- Позвольте, я отниму еще несколько минут вашего бесценного времени, но объясню свою позицию до конца, Ваше Величество. Потому как недопонимание бывает губительно. – Смотреть в глаза – нечто среднее между дерзостью и жизненной необходимостью, но Полин предпочитает встречать чужой взгляд. – И она не будет касаться событий пятилетней давности. Потому что я знаю, почему вы поступили так, как поступили. В четырнадцать я не видела дальше собственного носа и упрямого «хочу». Но мне – не четырнадцать и я знаю, что ради сохранения династии и безопасности королевства порой принимаются тяжелые решения. Отмерить справедливое наказание – задача ничем не легче, и за свои ошибки я заплатила с избытком. Но отмеряли его не вы или Ее Величество.
Не камень с души, нет. Щелчок колодок у позорного столба, который за лязгом оружия внизу, был слышен одной Полин Шадюри. Заплатила. Расколотой надвое жизнью, шрамами на душе, которые не сойдут до самого Страшного Суда и возможностью доверять, крошащейся как пересушенный кухаркой бисквит. В Полин говорила женщина – еще молодая, но успевшая узнать и горечь, и цену верности.
Как и ее отсутствию.
- Золото – хороший слуга, но плохой хозяин. Какой бы вид оно ни принимало: дополнение к жалованию, титул мужа или содержание из герцогства, купить на него настоящую верность невозможно. Обитель процветает и будет процветать, пока Создатель не оставит сестер своей милостью. Если Его Величеству будет угодно, корона всегда может сделать пожертвование, когда все закончится. Мне же нужно еще меньше и в то же время невозможно больше – поступать  так чтобы, глядя в глаза собственному отражению, не хотелось в него плюнуть. И с этого момента мне останется лишь уповать на ваше великодушие, которое позволит никогда больше не вести разговора о цене моей верности.
Честь – дорога из битых черепков и раскаленных углей. Но порой – единственно возможная.
Полин поклонилась, чувствуя, как от внезапной, почти болезненной легкости кружится голова. Все остальное, кроме шума крови в ушах да лязганья стали внизу, она попросту запрещает себе слышать. Мужчина, способный высоко ценить ее преданность… Лестное предложение, но не в эти дни, когда все еще хочется, чтобы преданность оценил совсем другой мужчина. Она подумает о нем, обязательно подумает в единственном месте, где еще может позволить себе плакать. Не сегодня, и даже не завтра. Может быть, если не свернет себе шею во время их маленького заговора, не выпьет чей-то заботливо подлитый яд. Когда выяснится, что любые войны, какими скрытыми бы они ни казались постороннему взгляду, заканчиваются и выжившим надо как-то жить. Ну и, конечно же, если Преподобная Мать не притопит ее в монастырском колодце, как слепого котенка, за упущенную возможность получить что-то для монастыря. Но обитель и правда не бедствовала, не все проблемы решались деньгами, а ничего по-настоящему стоящего в растрепанных мыслях девушки сразу как-то не находилось. Но самым важным оставался тот факт, что король Ивреса не был тем человеком, что предает союзников.
Да и вряд ли настоятельница станет портить колодец, из которого черпают питьевую воду, ее трупом. Вот чан со стиркой – это да…
- Говорят, все по-настоящему гениальное – просто. – Полин без усилий возвращалась к положенной роли. Сворачивалась, как змея кольцами, пряча за легкой полуулыбкой и вполне себе светским тоном более подходящим фрейлине, ту женщину, принципы которой своей крепостью могли поспорить с иной крепостной стеной. – Помощь Ее Величества в нашем скромном деле будет неоценима, способа надежней и правда вообразить нельзя.
Кто бы только мог представить еще несколько месяцев назад, что придворная должность связана с таким ... разносторонними занятиями. Полин вот точно не могла, но в очередной раз убеждалась: пути Единого неисповедимы.