Алистеру было тринадцать, и все тринадцать лет своей жизни он не испытывал недостатка ни в чем, в том числе, и в людях, которые ему подчинялись. Но даже имея такой опыт, он не был настолько глуп, чтобы не понять, что случится, если он воспользуется любезным предложением капитана гвардии и начнет одного за другим убивать провинившихся гвардейцев во имя справедливости. Да что там, он не мог даже лишить этого человека звания - его в гвардии уважали, и такое решение просто отняло бы у него немногих людей, которые готовы были помочь им с матерью добраться до Аллиона. Капитан, конечно, тоже был не дурак, и понимал, что Алистер понимает. Поэтому и предложил, конечно: когда чувствуешь себя в безопасности, легко проявлять благородство. И что же оставалось - только признать, что вина их была не такой уж и значительной, тем самым давая им право повторять такие ошибки? Обесценив свою жизнь и жизнь королевы, которая все еще была в опасности? Все еще желая расправиться хоть с кем-нибудь, все еще понимая, что не может позволить себе этого, он уже отвел было локоть, чтобы с размаху врезать капитану по зубам рукоятью пистолета, который все еще до дрожи сжимал в руке, но заговорил Кристоф, и запал куда-то пропал, а вместо него навалилась усталость. Он сунул бесполезное оружие за пояс, дослушал речь, прищурившись, исподлобья посмотрел на Олбречта и бросил капитану.
- Мой отец узнает об этом. Его величество вынесет вам приговор. Как только мы вернемся.
Не помилование, и все же. Капитан, выслушав решение, поклонился как-то уж чересчур почтительно - Алистер уж было подумал, что все только ради того, чтобы скрыть улыбку, но когда тот вновь посмотрел в глаза, на его лице не было ни намека на насмешку - и вскоре уже раздавал указания остальным гвардейцам в отношении пленников. Кронпринц же повернулся к Олбречту.
- Моим людям действительно так мало платят, что они становятся клятвопреступниками, Кристоф?
Манхайм, конечно, был щедрее. Отчего бы не расщедриться, когда дорвался наконец до государственной казны. Нищий барон столько золота в жизни своей не видел и, само собой, не умел сложить ему цену. Принц тоже не слишком понимал ее. Ему хотелось верить не в золото и его силу, а в верность сюзерену. В такую, о которой слагают легенды. Глупо, конечно. Даже прославленные верностью южане не соизволили вовремя появиться под стенами Айнрехта, хотя отец ждал и верил до последнего. Люди... что может быть менее надежным? Волны да ветер - и те вернее.
- Если это так, могу ли я доверять кому-то, кроме себя самого? Но и себе... Я слишком плохо владею мечом. Ты должен научить меня сражаться быстрее и...
Договорить ему не дал предатель, которого он, по правде говоря, уже считал мертвецом. Но для мертвеца тот был все же чересчур разговорчив. Алистер выслушал молча, а затем опять обратился к капитану гвардии.
- Его семья?
- Супруга и две дочери, Ваше Высочество.
Фельсенберг кивнул, не обратив внимания на то, что гвардеец так и не определился с титулом, которым следовало бы называть кронпринца. Никто не знал, жив ли Карл, никто не понимал, уезжает ли из страны наследник или уже король. Никому, в общем-то не было до этого дела. В особенности таким, как этот, продавшийся узурпатору то ли за золото, которого недополучал ранее, то ли для того, чтобы спасти семью. Алистер нервно закусил губу. Кажется, именно он должен был принять решение. Мудрое решение. Мудрствовать не хотелось, хотелось увидеть кровь предателя, и чем больше, тем лучше. Может быть, именно это желание отражалось у него в глазах, когда он подошел к пленному, потому что тот ощутимо дернулся в руках бывших сослуживцев. Принц склонил к плечу голову и приблизился почти вплотную, позволяя разглядеть его намерения еще лучше, и разглядывая того, кому должен был вынести приговор. Но нет, в нем не было ровным счетом ничего интересного. Просто человек.
- Ты предал свои клятвы, предал своего короля. Ты предал меня, но твоя семья ни в чем не виновата. Они - мои подданные, и я не желаю им зла. Однако, если ты умрешь, как заслуживаешь того, Манхайм, вероятно, посчитает, что ты сбежал, и расправится с ними. Я мог бы отправить ему твою голову, чтобы оправдать тебя перед ним, но, в таком случае, они попросту станут ему не нужны и, пожалуй, просто не переживут зиму, лишившись кормильца.
Предатель не так уж плохо держал лицо, и это еще раз доказывало, что он может быть полезным, если проживет достаточно долго. И все же он едва заметно побледнел и воздух сквозь сжатые зубы вырвался чересчур шумно, чтобы поверить в то, что ему все равно. Кажется, он и без подсказок неплохо понимал, в какую ловушку загнал себя, но не мог придумать, как из нее выбраться. Алистер, например, мог. Он сложил руки на груди, как будто таким образом мог сдержать рвущееся наружу отвращение. Нет, он не должен быть брезгливым с предателями. Только щедрым и великодушным.
- Я дам тебе шанс не только спасти их, но и искупить свою вину перед твоим королем. Возвращайся в Айнрехт и отчитайся ублюдку о моей смерти. Заставь его поверить в то, что я мертв, и успокоиться. Продолжай служить, раз уж он так хорошо тебе платит, но будь готов однажды отдать долг. Я вернусь, помни.
Последние слова он произнес совсем тихо, вновь наклонившись почти к самому уху осужденного. Бывшего гвардейца теперь не держали, и все же он не пытался бросаться на кронпринца с оружием, как всего несколько минут назад. Алистер не мог разобрать, видит ли в его глазах страх, благодарность или коварный план нового предательства. Отец, как показала практика, совершенно не разбирался в людях, так что и этот мог соглашаясь на условия, одновременно сочинять подробный доклад о передвижениях беглецов узурпатору. Ему было все равно. Ну, почти все равно. Гвардцейцев, явно не довольных решением, он не удостоил взглядом - только приказом.
- Возвращайтесь к Ее Величеству, ей все еще может грозить опасность в обители. Кристоф, - Как будто потеряв к пленнику всякий интерес, он развернулся к человеку, который пришел сегодня на помощь первым. Он мог не доверять, но при всем желании не мог не признать, что если бы не Олбречт, другие успели бы разве что заупокойную молитву прочесть. - Я устал и собираюсь уединиться... для молитвы. Проследи за тем, чтобы они не вздумали сопровождать меня.
Развернувшись на каблуках, он быстрым шагом направился вверх по тропе. В бездну молитвы - единственное, чего он хотел, это оказаться подальше от людей, там, где есть что-нибудь действительно незыблемое.
[icon]https://funkyimg.com/i/2SK7J.gif[/icon][status]Король. А чего добился ты?[/status]