Королева пробормотала что-то неразборчивое о дворянах, которые часто пекутся только о том, чтобы оставаться чистенькими, но спорить вслух с мужем не стала. Они бы действительно знали, однако только в том случае, если бы в Тревиньене что-то и в самом деле произошло. То, что уже не исправишь. Но храмовники оставались проблемой и они могли пока только готовить очередное нападение, не будучи, как показала практика, совсем уж глупцами, и это королеву пугало. Самым старшим колдунам, с детства воспитанным в тревиньенском монастыре, теперь было чуть меньше тридцати, но таких мало. В основном, первой волне чудотворцев едва стукнуло двадцать и все они, хоть четырежды маги, оставались беззащитны перед огнем и мечом. Иногда Асдис допускала шальную мысль о том, что им и в самом деле следовало бы обучать и темных, хотя бы тайно, и тогда проблем с храмовниками удавалось бы избежать, но тут же гнала ее от себя, напоминая себе, сколько стоит посвящение в темное мастерство и насколько ей повезло, что у нее самой еще оставался шанс от него отказаться. Все же, правильно говорили: «Кто умножает познания, тот умножает скорбь». Она обладала теми знаниями, которые, во многом, ее останавливали. Зато не останавливали ни Гарольда, ни его сыновей, ни, теперь, Рикарда – тайная канцелярия, насколько королева могла судить, до сих пор работала в том же режиме, что и при дяде. И с тем же расходным материалом.
– И одновременно с этим, двадцать пять лет – это очень много, – Асдис вздохнула и качнула головой в такт собственным мыслям. – Мы дали им достаточно времени одуматься, и если им это не удалось, то я не хочу больше ждать. Сейчас самое время, пока Ардону нечего дать ордену, взять в руки их же оружие и обернуть его против них.
Как ни крути, а они с Филиппом не были вечными. Иногда, как в юношестве, ей удавалось в это поверить, но возраст все же неизменно напоминал о себе, скрипящим голоском произнося в голове страшные цифры возраста. И так каждый год. Ивресская королева не считала себя старой, но она была старше. Старше Эммы, первой жены Франциска, старше Верены, супруги Дейрона, теперь – старше Августы. И ни с кем из них ей не удавалось стать подругами. Впрочем, разве королевам они были нужны? Молодые девочки, получая на свою голову корону, об этом задумывались редко. Она и сама, пожалуй, не задумывалась когда-то, но ей повезло, и у нее была Гвен, чтобы делить печали и первые трудности, и была Рейна, чтобы мягко напоминать ей, какой должна быть королева. И вот теперь в роли Рейны была она, а слушатели попадались не столь благодарные. И что будет, когда они с супругом покинут этот мир, навсегда отправляясь в другие сферы? Сможет ли Фельпьен поддерживать этот устойчивый курс? Будет ли ему помогать жена, братья и сестры? Все эти вопросы были слишком тяжелыми, чтобы ответ на них находился вот так быстро.
В горле у Асдис пересохло, но она поборола себя и вместо возмущения с трудом изобразила на лице улыбку. Вышло как-то грустно.
– Я не предлагаю выслеживать их детей и нападать на слабых, Филипп, но после того, сколькие в мучениях погибли на кострах веры, без суда и следствия, я считаю, что перед смертью магистру надлежит хотя бы попытаться искупить эти грехи. Пусть собственными страданиями. Они слишком оживились. Прошлой зимой, по рассказам Катарины, пытались поймать какого-то кузнеца только из-за того, что на его изношенной фляге были руны.
Королева, впрочем, возможно, избрала бы и другой способ, но уже много лет такие были ей недоступны. Филипп говорил про взятое в руки оружие – так вот иногда его следовало взять. И показать всем, сколько в этом наказании боли. Магистр все равно не сможет почувствовать мучения всех тех, кого он когда-то привязывал к столбу, и в Бездне для него эти сюжеты будут повторяться от раза к разу, но Асдис хотелось увидеть расплату своими глазами. Может, стоило и вовсе обвинить его в темном колдовстве? Разве станет проблемой для них это доказать? Она усмехнулась собственным мыслям и перевела взгляд на мужа.
– Ты знаешь его много лет, и я не помню, чтобы он хоть раз тебя подвел, – Ее Величество поджала губы. Его правда, наша правда. Это будет одна и та же правда, однако.. – Но в стенах монастыря мы поговорим о том, что и как с этим делать. Пообещай мне выслушать Клемента внимательно, хорошо?
Клинт королю отчего-то не нравился, и причины для Асдис до сих пор оставались загадкой, однако он принимал его и мирился со своими недовольствами. А бывший жрец мирился с проскальзывающей в словах иронией и держал себя в руках, хотя первое время ему еще приходилось напоминать, что перед ним – король Ивреса, подданство которого он принял, а не зарвавшийся маршал чужой страны.
Скользнув в руки мужа, она не спешила идти вперед, позволив себе на несколько мгновений остановиться, прикладывая прохладную ладонь к колючей щеке.
– Не должно быть возможно, – она кивнула и коснулась губами щеки мужа, только после этого разворачиваясь для того, чтобы пойти вперед по широкой лесной дороге. Ее и саму тревожили мысли самые разные, однако в последнее время все вольно или невольно упиралась в будущее. В будущее ее детей и будущее ее королевства. Ее. Ей хватило времени, чтобы Иврес, каждая его миля, стала своей настолько, насколько она не помнила, был бы Вальдален. Наверное, был. Эхом ее внутреннего голоса прозвучал голос мужа, вспоминающий о старых северных сказках. Асдис почувствовала, как пропадает голос, и с небольшой хрипотцой ответила, сначала обернувшись, чтобы убедиться, что расстояние между ними и пажами с гвардейцами было достаточным.
– Похоже на то, что случилось с Вальдаленом, – она перевела задумчивый взгляд на лес и резко выдохнула. – Называй вещи своими именами, ты ведь знаешь, я не хрустальная. Я уже успела пережить гибель Севера.
Впрочем, воспоминания о доме трогали не струны ее души, которые давно не могло затронуть практически ничего, и в этом, пожалуй, даже была своя, болезненная, но все-таки прелесть. Чувствовать себя живой. Чувствовать, что что-то еще может так сильно задевать.
Она ведь тоже считала это старыми легендами. То, что случилось единожды, и что она приняла за совпадение, увлеченная своими проблемами, теперь повторялось. Ровно по тому же сценарию, за исключением, возможно, финала – для Лантарона он стал всё же куда как менее пугающим. И оттуда смогло спастись больше людей.
– Южане – не самое страшное, что могло случиться. Им бы пережить зиму, а весной они станут хорошим подспорьем для местных. В Ардоне ведь будет война? Совсем скоро, так? Тогда это далеко не первые беженцы на наших границах.
Она скользнула пальцами от локтя мужа до его ладони и переплела его пальцы со своими, чуть сжимая их и замедляя шаг.
– Может потому, что они никогда и не были сказками. Отец и дед жаловали меч, а не колдовство, поэтому одна из таких в нашем роду затерялась. Я вспоминала ее много лет назад, когда Фрей вернулся на трон, а спустя какое-то время случилась катастрофа. «И земли твои падут под тяжестью грехов твоих, когда порвутся кровавые нити. И искупить грехи твои поможет лишь смерть, а простить грехи твои сможет лишь сын Высших сфер». Это казалось чушью, еще и помещенное в «Послании повелителя тысячи зим». На счету каждого короля Фолькунгов было множество грехов, но история не помнила таких катастроф. Однако сейчас, когда такое произошло в Лантароне, я начинаю вспоминать странные вещи. Знаешь, мне кажется, в юности я видела нечто подобное и в старых наставлениях Великих королей в Аркаруме.
«И один за одним столпы мира начнут рушиться, и одна за одной забыты будут древние клятвы, и омыты кровью будут земли, пропитанные грехом».
Королева поежилась, поплотнее закутываясь в свою шаль и на какое-то время замолчала, слушая шелест осенних листьев и редких хруст попадающихся под ноги веток.
– Напомни, что именно говорится о клятвах в Житие святого Ренье?