Самые активные
Жанр: псевдоистория, фэнтези.
Рейтинг: 18+

Рыцари, торговцы индульгенциями и крыса на палочке как деликатес.
< основной сюжет >
× Анна
Королева-мать. Поможет по матчасти, поводит за ручку по форуму, подыграет в эпизоде геймом. Решит все ваши проблемы, если хорошо попросить
×
× Алистер ×
Потерянный принц. Расскажет о сюжете, подыграет, поможет определиться, кто вы и зачем.
Ratio
Regum

Ratio regum

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ratio regum » Часть вторая. «Крещение огнем» » Прикажи – и огонь начнёт рассыпаться искрами [26.09.1535]


Прикажи – и огонь начнёт рассыпаться искрами [26.09.1535]

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

Прикажи – и огонь начнёт рассыпаться искрами
https://99px.ru/sstorage/86/2016/10/image_860210161624101467938.gif
26 сентября  ● монастырь Святого Селестина в Тревиньене ●  Филипп и Анна

http://funkyimg.com/i/2LTNb.png
Поговаривают, что визит королевской четы к Отцу Клементу в тревиньенский монастырь Селестина Чудотворца обусловлен резко возросшей активностью Ордена Храма, и, кажется, это и на самом деле так. Но разве не найдут король и королева, о чем поговорить, кроме храмовников?

0

2

Дорога из столицы до монастыря Святого Селестина, который стоял в нескольких милях от небольшого городка под названием Амьен, занимала меньше двух дней пути и была знакома королеве настолько хорошо, что, кажется, она бы смогла преодолеть ее даже с закрытыми глазами. На ночь остановившись в замке барона в городе, дальше они с Филиппом двинулись верхом в сопровождении четверки гвардейцев, передвигающихся от них на почтительном расстоянии. Никого из детей в поездку было решено не брать – на этот раз они не собирались водить экскурсии, демонстрируя, как живут и воспитываются юные чудотворцы и разговоры, которые им предстояло вести, могли оказаться слишком тяжелыми. Впрочем, Асдис было, чем разбавить возможное уныние, но это должно было подождать. Теплое осеннее золото листвы и убранные уже поля приятно грели душу, а по дороге нет-нет, да появлялись новые дома – Иврес разростался, несмотря ни на что, и этому не могли помешать ни потрясения в соседнем Аллионе, ни грядущая война, в ожидании которой застыл Бергталь, ни кошмарная, до боли знакомая катастрофа, постигшая Лантарон. Королева поежилась и тряхнула головой, отбрасывая мрачные мысли и чуть сжала бока коня, догоняя оторвавшегося от нее мужа.

– Орден не и правда рискует соваться сюда, в Тревиньен, как ты думаешь? – негромко произнесла Асдис, разрушая наполненную шумом листвы тишину. До монастыря, где их уже ждал Клинт, оставалось рукой подать, но они все еще не торопились, растягивая дорогу. До Тревиньена их сопровождал один из местных графов, увлеченно рассказывающий о том, что уж здесь, так близко к столице, храмовники орудовать точно не осмелятся. Тем не менее, новости, приходящие из разных уголков королевства, были не слишком радостными – орден с начала осени успел напасть на несколько приходов, за которыми были закреплены молодые совсем еще маги, и поймать виновных удавалось не всегда, а те, кого поймали, не желали признавать свою связь со старым магистром. Что же, у королевских дознавателей были свои методы – оставалось только дождаться, пока преступников наконец привезут в Кастийон. –  Клемент точно скажет правду. И если хоть один из его воспитанников тоже пострадал, я хочу поднять на костер магистра. Видит Создатель, открывать охоту на детей – самое низкое, что они могли выдумать.

Королева замолчала, шумно выдыхая и разжимая рефлекторно сжавшиеся кулаки. Им понадобилась всего пара лет, чтобы навсегда запретить костры и доказать церкви необходимость не изгонять, а обучать одаренных. Тогда х поддерживал Сильвестр, в свое время проводивший долгие часы в беседах с самой Асдис, которая, как могла, старалась объяснить природу магического дара и доказать, что и он может быть освящен Создателем. И старый архиепископ поверил. Или, быть может, но поверил, но признал, что избавляться от такой масштабной силы, которую, в сущности, церкви предлагают держать под постоянным контролем, попросту глупо. Асдис всегда подозревала, что Фортеньяк догадывается и о том, что сама она ратует за магов отнюдь не потому, что просто выросла рядом с ними, но Сильвестр молчал. Молчала и она. То, что, возможно, должно было быть частью ее исповедей, так и осталось при ней, молчаливым напоминанием о том, что до конца честной, так или иначе, она оставалась только сама с собой и с Создателем, а не с его слугами. Но на то она и была королевой. Тем более, что Туретту изливать душу она точно не собиралась. Асдис до сих пор не понимала, как на посту архиепископа оказался этот сухой и малоприятный человек, и не находила причин не говорить этого и супругу. Впрочем, оставалось только дождаться первой его ошибки.
– Ты всю дорогу погружен в себя, – поравнявшись с королем, Ее Величество протянула руку и тронула его за плечо. – До монастыря осталось ехать не больше десяти минут. Пройдемся? Расскажешь мне, что за мысли занимают тебя больше, чем любимая жена.

+2

3

Различные паломнические поездки, далекие и не слишком, всегда были одной из тех причин, которые заставляли Филиппа обменять тяжелое кресло в королевском кабинете на седло. Впрочем, нельзя сказать, что список этих причин был короток: несмотря на то, что возраст начинал напоминать о себе, слишком долго оставаться в замке, оставляя разъездные дела доверенным лицам, было непросто. Так что без присутствия короля редко проходили и крупные военные сборы, и масштабные празднества, и, конечно, освящение новых монастырей, и поклонение святыням в старых.
Обитель святого Селестина была как раз из последних, и не раз со времен своей юности Филипп бывал здесь, чтобы послушать проповедь настоятеля, прикоснуться к мощам святого, о чьих заслугах перед Единым, по правде говоря, помнил что-то весьма смутное, и проявить королевскую щедрость, раздавая милостыню собравшимся злесь по случаю Рождества или Воскресения окрестным крестьянам. Теперь монастырь был другим, несмотря на то, что старые стены ничуть не изменились. Если бы кто сообщил Филиппу много лет назад, что он сам сделает все возможное, чтобы превратить монастырь в дом и школу для юных колдунов, этот смельчак бы, скорее всего, не пережил бы дня своего пророчества. Но пророки на жизненном пути ивресскому королю попадались больше заинтересованные в его личной жизни, чем в судьбах королевства. А редкие исключения безбожно врали. Разве что и в самом деле магия в Иврес пришла через те самые загадочные "последние врата".
Филипп оглянулся и остановил коня, ожидая на широкой лесной дороге свою королеву. Асдис, конечно, тоже была встревожена - и тем, что творилось на юге, и тем, как этим могли воспользоваться здесь. Быть может, еще чем-то, но увлеченный требовавшими его внимания делами, король до сих пор не замечал тени, легшей на ее лицо, а теперь терялся, угадывая истинную причину.
- Конечно нет, иначе мы знали бы об этом.
Едва ли такое шило можно было бы утаить в мешке, расположившемся под самым боком у Кастийона. В том, что храмовники не слишком интересовались Тревиньеном, даже несмотря на то, что здесь было немало их потенциальных жертв, король был уверен. Как и в том, что далеко не все зверства во имя веры совершались лишь ими.
- Двадцать пять лет - не так уж и много. Многие помнят храмовников, чем ближе к Ардону, тем лучше, и кое-кто все еще считает меня едва ли не посланником бездны из-за всех этих перемен. Однако рано или поздно все войдет в новое русло, которое мы проложили. Дело времени и устойчивого курса короны и церкви.
Филипп ненадолго замолчал, погружаясь в мысли об одном и о другом. Сколько времени было у него лично, и сколько уверенности, чтобы продолжать его курс - у кронпринца? Вечные вопросы, не дающие покоя. Разделаться бы с этим прямо сейчас, чтобы не оставлять наследнику застарелых долгов. Асдис, похоже, придерживалась того же мнения, но ее радикальность воистину впечатляла. Филипп еще помнил, с каким негодованием отзывалась она некогда о людях, присвоивших себе право судить о том, что угодно или неугодно Единому, и очищать души, уничтожая тела самым мучительным образом. И вот теперь королева и сама проявляла прямо-таки образцовую кровожадность.
- Клеймить храмовников за то, что они делают с теми, кого считают врагами рода человеческого, и в результате взять в руки то же оружие? - он вопросительно поднял бровь и усмехнулся. Впрочем, желание иронизировать над ее величеством моментально сошло на нет, стоило лишь заметить выражение ее лица в этот момент. К тому же, костер или нет, судьба магистра и ордена была незавидной. В самом деле, ему лучше было бы поторопиться и умереть самому естественной смертью, спасая себя от лишних страданий, а своих судей - от греха. - А если не пострадал? Предотвратить трагедию лучше, чем дожидаться, когда преступные замыслы осуществятся. Тем более, сейчас, когда Ардон слишком занят, чтобы оказать Ордену поддержку или принять в своих границах тех, кто уйдет от правосудия. Надеюсь, настоятель понимает это достаточно хорошо, чтобы его правда не противоречила обвинениям, которые будут выдвинуты магистру. 
Нападение на королевскую делегацию, а затем и на юных послушников были достаточным поводом для того, чтобы отлучить от церкви оставшихся храмовников и передать их суду. Оставалось лишь доказать связь и... Взять приступом монастырь святого Удо, чем, скорее всего, спровоцировать на востоке недовольство, если не бунты. Нет, определенно нужно разделаться с этим сейчас - слишком сложно, чтобы оставлять это на Флиппо.
Все еще не справившись с печатью тяжелых мыслей на лице, он кивнул супруге в ответ на ее предложение, спешился, передал поводья подоспевшему пажу, подошел к коню, на котором восседала Асдис, подал руки, помогая выбраться из седла, и только тогда улыбнулся.
- Разве это возможно?
Что было воистину невозможно, так это скрыть от нее свои мысли. Асдис всегда читала его, как открытую книгу, и понимала иногда лучше, чем он сам понимал себя. Впрочем, Филипп и не собирался молчать, слишком много раз королева, сама не замечая того, давала ему если не совет, то поддержку, которая помогала увидеть выход из тупика. И сейчас он хранил молчание, просто любуясь тем, как последняя зелень леса отражается в глазах жены, лишь до тех пор, пока гвардейцы и слуги вновь не оказались достаточно далеко. Им уж точно не следовало бы знать о терзавших короля сомнениях.
- Эпиналь и Лорьян полны беженцев, и, полагаю, скоро их будет еще больше. Хотя вряд ли любые ужасы войны смогут перевесить то, что сейчас рассказывают о гибели Лантарона. То, что я узнаю из донесений, похоже на, - больше всего это было похоже на то, что он видел в Вальдалене, но напоминать Асдис о давно родине значило опять вскрывать ее раны, - худшие из северных сказок.
Сходство и в самом деле пугало Филиппа, хотя он никогда не считал себя склонным поддаваться пустой панике из-за суеверий. Но, быть может, его вера ослабла за годы благополучия, иначе отчего бы ему то и дело задаваться вопросом, действительно ли все, что происходит - кара Создателя для тех, кто выбрал не тот путь, и предвестие Судного дня. И если в самом деле так, то не слишком ли жестоко Творец карает тех, кто ото всей души старался быть верен ему. Однако не только эти вопросы заставляли сомневаться в том, о чем говорили проповедники по всему Ивресу. Послы в Айнрехте в один голос твердили о клятве, которую дал и нарушил Великий герцог, прежде чем сгинуть вместе со своими землями. Клятва, та самая, которую не смел давать ни один сын ивресского королевского рода, опасаясь неведомых несчастий в случае, если она, скрепленная кровью Первой Королевы, а значит, и самого Создателя, не будет исполнена. Но при чем же здесь лантаронцы, при чем здесь их кровь, и почему легенды севера и юга были так схожи? Филипп не знал, никто - ни советники, ни церковники - не мог дать ему ответ, который показался бы хотя бы не лишенным смысла, и чувство, что он с завязанными глазами балансирует на натянутом над пропастью канате, то, которое посещало его в последний раз в памятные мартовские дни, усиливалось с каждым днем.
- За последнюю четверть века слишком много сказок становятся правдой.

Отредактировано Philippe Richecourt (2019-03-06 01:34:10)

+2

4

Королева пробормотала что-то неразборчивое о дворянах, которые часто пекутся только о том, чтобы оставаться чистенькими, но спорить вслух с мужем не стала. Они бы действительно знали, однако только в том случае, если бы в Тревиньене что-то и в самом деле произошло. То, что уже не исправишь. Но храмовники оставались проблемой и они могли пока только готовить очередное нападение, не будучи, как показала практика, совсем уж глупцами, и это королеву пугало. Самым старшим колдунам, с детства воспитанным в тревиньенском монастыре, теперь было чуть меньше тридцати, но таких мало. В основном, первой волне чудотворцев едва стукнуло двадцать и все они, хоть четырежды маги, оставались беззащитны перед огнем и мечом. Иногда Асдис допускала шальную мысль о том, что им и в самом деле следовало бы обучать и темных, хотя бы тайно, и тогда проблем с храмовниками удавалось бы избежать, но тут же гнала ее от себя, напоминая себе, сколько стоит посвящение в темное мастерство и насколько ей повезло, что у нее самой еще оставался шанс от него отказаться. Все же, правильно говорили: «Кто умножает познания, тот умножает скорбь». Она обладала теми знаниями, которые, во многом, ее останавливали. Зато не останавливали ни Гарольда, ни его сыновей, ни, теперь, Рикарда – тайная канцелярия, насколько королева могла судить, до сих пор работала в том же режиме, что и при дяде. И с тем же расходным материалом.

– И одновременно с этим, двадцать пять лет – это очень много, – Асдис вздохнула и качнула головой в такт собственным мыслям. – Мы дали им достаточно времени одуматься, и если им это не удалось, то я не хочу больше ждать. Сейчас самое время, пока Ардону нечего дать ордену, взять в руки их же оружие и обернуть его против них.
Как ни крути, а они с Филиппом не были вечными. Иногда, как в юношестве, ей удавалось в это поверить, но возраст все же неизменно напоминал о себе, скрипящим голоском произнося в голове страшные цифры возраста. И так каждый год. Ивресская королева не считала себя старой, но она была старше. Старше Эммы, первой жены Франциска, старше Верены, супруги Дейрона, теперь – старше Августы. И ни с кем из них ей не удавалось стать подругами. Впрочем, разве королевам они были нужны? Молодые девочки, получая на свою голову корону, об этом задумывались редко. Она и сама, пожалуй, не задумывалась когда-то, но ей повезло, и у нее была Гвен, чтобы делить печали и первые трудности, и была Рейна, чтобы мягко напоминать ей, какой должна быть королева. И вот теперь в роли Рейны была она, а слушатели попадались не столь благодарные. И что будет, когда они с супругом покинут этот мир, навсегда отправляясь в другие сферы? Сможет ли Фельпьен поддерживать этот устойчивый курс? Будет ли ему помогать жена, братья и сестры? Все эти вопросы были слишком тяжелыми, чтобы ответ на них находился вот так быстро.
В горле у Асдис пересохло, но она поборола себя и вместо возмущения с трудом изобразила на лице улыбку. Вышло как-то грустно.
– Я не предлагаю выслеживать их детей и нападать на слабых, Филипп, но после того, сколькие в мучениях погибли на кострах веры, без суда и следствия, я считаю, что перед смертью магистру надлежит хотя бы попытаться искупить эти грехи. Пусть собственными страданиями. Они слишком оживились. Прошлой зимой, по рассказам Катарины, пытались поймать какого-то кузнеца только из-за того, что на его изношенной фляге были руны.
Королева, впрочем, возможно, избрала бы и другой способ, но уже много лет такие были ей недоступны. Филипп говорил про взятое в руки оружие – так вот иногда его следовало взять. И показать всем, сколько в этом наказании боли. Магистр все равно не сможет почувствовать мучения всех тех, кого он когда-то привязывал к столбу, и в Бездне для него эти сюжеты будут повторяться от раза к разу, но Асдис хотелось увидеть расплату своими глазами. Может, стоило и вовсе обвинить его в темном колдовстве? Разве станет проблемой для них это доказать? Она усмехнулась собственным мыслям и перевела взгляд на мужа.
– Ты знаешь его много лет, и я не помню, чтобы он хоть раз тебя подвел, – Ее Величество поджала губы. Его правда, наша правда. Это будет одна и та же правда, однако.. – Но в стенах монастыря мы поговорим о том, что и как с этим делать. Пообещай мне выслушать Клемента внимательно, хорошо?
Клинт королю отчего-то не нравился, и причины для Асдис до сих пор оставались загадкой, однако он принимал его и мирился со своими недовольствами. А бывший жрец мирился с проскальзывающей в словах иронией и держал себя в руках, хотя первое время ему еще приходилось напоминать, что перед ним – король Ивреса, подданство которого он принял, а не зарвавшийся маршал чужой страны.

Скользнув в руки мужа, она не спешила идти вперед, позволив себе на несколько мгновений остановиться, прикладывая прохладную ладонь к колючей щеке.
– Не должно быть возможно, – она кивнула и коснулась губами щеки мужа, только после этого разворачиваясь для того, чтобы пойти вперед по широкой лесной дороге. Ее и саму тревожили мысли самые разные, однако в последнее время все вольно или невольно упиралась в будущее. В будущее ее детей и будущее ее королевства. Ее. Ей хватило времени, чтобы Иврес, каждая его миля, стала своей настолько, насколько она не помнила, был бы Вальдален. Наверное, был. Эхом ее внутреннего голоса прозвучал голос мужа, вспоминающий о старых северных сказках. Асдис почувствовала, как пропадает голос, и с небольшой хрипотцой ответила, сначала обернувшись, чтобы убедиться, что расстояние между ними и пажами с гвардейцами было достаточным.
– Похоже на то, что случилось с Вальдаленом, – она перевела задумчивый взгляд на лес и резко выдохнула. – Называй вещи своими именами, ты ведь знаешь, я не хрустальная. Я уже успела пережить гибель Севера.
Впрочем, воспоминания о доме трогали не струны ее души, которые давно не могло затронуть практически ничего, и в этом, пожалуй, даже была своя, болезненная, но все-таки прелесть. Чувствовать себя живой. Чувствовать, что что-то еще может так сильно задевать.
Она ведь тоже считала это старыми легендами. То, что случилось единожды, и что она приняла за совпадение, увлеченная своими проблемами, теперь повторялось. Ровно по тому же сценарию, за исключением, возможно, финала – для Лантарона он стал всё же куда как менее пугающим. И оттуда смогло спастись больше людей.
– Южане – не самое страшное, что могло случиться. Им бы пережить зиму, а весной они станут хорошим подспорьем для местных. В Ардоне ведь будет война? Совсем скоро, так? Тогда это далеко не первые беженцы на наших границах.
Она скользнула пальцами от локтя мужа до его ладони и переплела его пальцы со своими, чуть сжимая их и замедляя шаг.
– Может потому, что они никогда и не были сказками. Отец и дед жаловали меч, а не колдовство, поэтому одна из таких в нашем роду затерялась. Я вспоминала ее много лет назад, когда Фрей вернулся на трон, а спустя какое-то время случилась катастрофа. «И земли твои падут под тяжестью грехов твоих, когда порвутся кровавые нити. И искупить грехи твои поможет лишь смерть, а простить грехи твои сможет лишь сын Высших сфер». Это казалось чушью, еще и помещенное в  «Послании повелителя тысячи зим». На счету каждого короля Фолькунгов было множество грехов, но история не помнила таких катастроф. Однако сейчас, когда такое произошло в Лантароне, я начинаю вспоминать странные вещи. Знаешь, мне кажется, в юности я видела нечто подобное и в старых наставлениях Великих королей в Аркаруме.
«И один за одним столпы мира начнут рушиться, и одна за одной забыты будут древние клятвы, и омыты кровью будут земли, пропитанные грехом».
Королева поежилась, поплотнее закутываясь в свою шаль и на какое-то время замолчала, слушая шелест осенних листьев и редких хруст попадающихся под ноги веток.
– Напомни, что именно говорится о клятвах в Житие святого Ренье?

+2

5

Асдис редко спорила с ним, чаще всего проявляя полное понимание любых решений и соглашаясь с ними. Ее цепкий и быстрый ум был еще одним достоинством в ряду, который иногда начинал казаться пугающе бесконечным. Даже отвлекаясь от своих чувств, которые заставляли считать супругу безупречной, чтобы взглянуть на нее непредвзято, Филипп понимал, что едва ли Создатель мог послать Ивресу лучшую королеву. Вот и сейчас очередное решение, которое балансировало на тонкой грани между благом государства и преступлением против формально ни в чем не виновного, пусть и опасного, человека, она уверенно и мягко направила в нужную сторону, развеивая сомнения. А впрочем, на этот раз даже слишком уверенно, как будто она лично давно вынесла ему приговор. Филипп одарил жену долгим и внимательным взглядом, собираясь с мыслями, но так и не нашел в себе сил спросить о том, почему она возвела магистра в разряд личных врагов, или сказать, что двадцать пять лет - недостаточно долго, чтобы люди забыли о слухах, под которые северная принцесса взошла на трон, и которые затолкали в глотку тем, кто смел их распространять. Война святого ордена и колдовского Вальдалена с тех пор развернулась совсем другой стороной, но то, что Асдис все еще представляла в ней языческий север, наводило на самые неприятные мысли.
Еще одним участником незримой битвы был настоятель обители, к которой они сейчас неспешно подъезжали. Колдун. У Филиппа теперь неплохо выходило верить в то, что светлая магия - дар Создателя своим праведным детям, однако, как он ни пытался, забыть о том, что дар этот был у отца Клемента еще в те далекие времена, когда он не был ни отцом, ни Клементом, и так же самоотверженно, как сейчас Единому, служил четверым демонам, отчего-то не получалось. Как не получалось забыть и того, что с тех самых пор он использовал любую возможность отираться рядом с Асдис. Он не подвел ни разу, но мотивы его верности, которые Филипп видел насквозь, крайне ему не нравились.
- Он собирается сказать мне что-то, кроме того, что я готов услышать? Впрочем, я всегда слушаю его внимательно, еще с той ночи, когда мы вышли на поиски архиепископа.
То, что надвигается война, стало ясно еще после памятного разговора с Франциском накануне аллионской свадьбы. Все, что было позже, больше походило на попытки выиграть чуть больше времени на подготовку, попытки, прямо сказать, не слишком настойчивые, судя по тому, что именно король первым сделал шаг к открытому противостоянию. Самоуверенно. На что он рассчитывал, оставалось для Филиппа загадкой, даже несмотря на то, что осведомители работали безупречно. Возможно, на то, что никто не поддержит притязания самозванца, или что популярность Великого герцога после нарушения им клятвы, пойдет на убыль. Так или иначе, он просчитался во всем, и тот, кто называл себя воскресшим из мертвых Фельсенбергом, смог расшевелить и поднять в свою поддержку даже Аллион. Последнее Филипп воспринимал едва ли не как личное оскорбление.
- Да, -  он нахмурился, думая о том, что в последнее время просто не успевает за переменами, но было ли дело в нем самом или в том, что менялись вещи, которые должны были оставаться незыблемыми, чтобы держать на себе весь этот мир, так и не решил. - Внук Гаррольда, похоже не особо доверяет опыту деда и отца. Аллион на этот раз не остался в стороне.
Он и сам не собирался. Франциск не спешил воспользоваться рукой дружбы, протянутой Ивресом, в Филипп не привык протягивать руку зря, значит, ею можно было что-нибудь схватить. В конце концов, с каждым днем причин церемониться с южным королевством становилось все меньше.
- И не только он. Если верить донесениям, Аренберг в центре мятежа.
Ладони Асдис часто были холодными, но сегодня они как будто были согреты осенними кострами - теплые, но не горячие. Она и в самом деле не была хрустальной, она была скорее создана из ртути, драгоценной и изменчивой алхимической субстанции. Удары судьбы не могли разбить ее, но меняли даже самым легким прикосновением. В этой изменчивости была ее сила, но в ней же - слабость, и Филипп, как мог, старался оградить свою королеву от испытаний, пусть порой это выглядело чрезмерно и глупо. Он прикоснулся губами к ее руке и почувствовал тончайший аромат яблок и меда, исходящий от ее кожи. Или это все игры воображения, подстегнутого тем, что впервые за долгое время они оказались одни, окруженные пронизанным солнечными лучами лесом. И даже разговоры на темы, предназначенные скорее для мрачных дворцовых залов и не менее мрачных военных советов, не слишком портили момент - его вообще ничто не могло бы испортить. Даже непонимание того, что, казалось, неплохо понимала жена, приводившая выдержки из старых книг или, может, дегенд, и тут же связывающая их с реальностью. Звучало вполне убедительно, но тем более настойчивым и неприятным становилось "если бы". Знать бы об этом раньше, и возможно, не обрушивлись бы в бездну одна за другой земли. И хотелось бы верить, что теперь, когда урок усвоен, такого больше не повторится, но ведь повторялось, несмотря на то, что Кастельмарре, если он и в самом деле был виновен, должен был бы хорошо помнить, что произошло с севером.
- Кровавые нити...
Они ведь могли быть чем угодно: кровным родством или теми нитями, которые связывали убийцу с его жертвами, а может, древними проклятиями или кровной враждой, тянувшимися из глубины веков. Но они могли быть и клятвами, о которых спрашивала Асдис, и о которых Филипп сам немало думал в последнее время.
- Не уверен, что смогу вспомнить что-то столь же поэтичное. Мой наставник был достаточно умен, чтобы настаивать на чтении лишь тех отрывков, в которых описывались битвы Ренье с северянами, а остальные лишь кратко пересказывать, пока я был под впечатлением и не мог сопротивляться. 
Он усмехнулся, но не слишком покаянно. Особое отношение ивресского короля к книгам и чтению никогда не было тайной, именно оно когда-то служило поводом для снисходительных улыбок начитанных ардонского и аллионского дворов. Кто-то считал его смешным, хоть почти никто осмеливался сказать об этом вслух. Что же, нежелание портить зрение и неумение сосредоточиться более чем на трех страницах сливающегося перед глазами в сплошное кольчужное полотно текста пережили многих  из тех скептиков. А впрочем, Асдис наверняка помнила строки священного писания намного лучше его самого, и король, погружаясь в прошлое, неохотно перелистывая в памяти страницы собственного детства, сосредоточился на том, о чем она не знала.
- Но то, что клятвы на священной крови - под строжайшим запретом, нам внушали сколько я себя помню. Чаша терпения Создателя глубока безмерно, но как отцу простить презрение своих потомков? Тот, кто переполнит ее, начнет отсчет до Судного дня. Он погиб для мира, и для Единого, и не заслужит даже права очистить душу огнем Бездны.
На королевской крови не давали даже клятв верности сюзерену. Кто-то из предков, вероятно, решил, что предательство собственного отца или брата - куда меньшая проблема, чем нарушенный обет. Может быть, этим человеком был и сам Ренье, кто знает, но кто бы это ни был, ему хватило мудрости понять, что среди его потомков обязательно найдется тот, кто относится к своим обещанием не слишком щепетильно.
- История всегда звучит по-разному. У брата Гийома Ренье, уже в почтенном возрасте совершал свой последний подвиг, брал на себя неисполненную клятву одного из своих сыновей - тот похвалялся, что вызовет на поединок языческого короля - и погибал в бою. 
Версии брата Гийома нередко отличались от официальных и всегда в лучшую сторону. Истинный монгайярец, капеллан знал цену хорошей истории и не стеснялся добавить от себя то, что не случилось лишь по нелепой ошибке мироздания. Может быть, именно поэтому у него всегда была благодарная паства, и Филипп был уверен, что однажды его пересказы житий будут записаны и возведены в ранг абсолютной истины. Ренье бы наверно не обидился на такое прочтение своей жизни и смерти, а мнение его сына никого и не интересовало: он ведь не был святым. И все же, в этой версии или другой, один вопрос так и продолжал оставаться без ответа.
- Но какое отношение к этому имеют твой брат и Алонсо Кастельмарре?

+2

6

Асдис внимательно посмотрела на мужа, чуть сведя брови к переносице, но быстро не выдержала собственной строгости и рассмеялась. Клинт скажет все. И то, что король готов услышать, и то, что, возможно, был бы не готов, хотя такое вряд ли могло случиться. В конце концов, мнения мужа и настоятеля монастыря Селестина редко расходились в чем-то глобальном, и сейчас тем более не было никакого повода волноваться о подобном. Но сначала, разумеется, он перескажет им, как обстоят дела на самом деле. Сеть информаторов Клинта в монастырях по всему Ивресу, как иногда казалось, ничуть не менее широка, чем у тайной канцелярии короля. Он знал все, что касалось магов – и взрослых, и совсем юных – проживающих на территории Запада. Так что ему почти наверняка удастся поведать действительно о многом. О методах коммуникации среди магов, впрочем, королева старалась вслух не вспоминать – все-таки, как бы лояльно Филипп не относился к магам, порой у Асдис все еще было это грызущее ощущение, что ему хочется как можно меньше знать обо всем, что с ними связано. Впрочем, умение хранить такие секреты за двадцать пять последних лет прочно вошло в привычку.

– Рикард поддерживает мятеж? – она повела бровью и качнула головой в такт собственным мыслям. – Следовало ожидать, что он не сможет усидеть на месте и либо отправится в плавание, как дядя, на поиск необжитых островов, либо развяжет войну. Мать всегда говорила, что драконья кровь кипит, прожигая тело Рейвенора изнутри, если только ему приходится сидеть без дела. Видимо, на этот раз звезды сошлись настолько, что очередной их король готов свернуть, наконец, с проторенной дорожки. Мы бы все равно не смогли его остановить, какие-то перемены неподвластны вмешательствам.
Королева тяжело вздохнула. Она все еще боялась войн – слишком ярко перед глазами вставали выжженные поля и деревни в Вальдалене, худые и изможденные люди, почти уничтоженные многолетней гражданской войной. Она не пожелала бы этого ни одной стране, но, похоже, Ардону было уже слишком поздно чего-то желать.
– А что будем делать мы?

Упоминание же об Аренберге заставило ее усмехнуться и, спрятав улыбку в уголках губ, склонить голову набок.
– Было бы хуже, если бы он и вовсе остался в стороне, замуровавшись в собственной крепости. Разве смог бы тогда ты его уважать? – Асдис придвинулась поближе к уху супруга, так, чтобы ее никто, кроме Филиппа, и не слышал. – Может, Катарина и вправду так похожа на меня, как судачат при дворе? Тогда нам сама судьба посылает мятежников. Как знать, может мальчик когда-нибудь станет Первым маршалом?
Она провела носом по его щеке и отодвинулась, задумчиво осматривая золотящуюся листву высаженных вдоль дороги деревьев. Все-таки место для сердца обучения колдунов они выбрали крайне живописное. Оставалось только продолжать верить, что детей здесь, хоть и учат послушанию, не держат в черном теле. Впрочем, почти наверняка она давно уже слышала бы жалобы от титулованных родителей, чьи отпрыски по воле судьбы оказались одарены Создателем, если бы это было так.
А Катарина, в центре какого мятежа ни был бы Аренберг, находилась дома, в полной безопасности. Так что если ее избраннику удастся не только выжить, но и оказаться на стороне победителя, свадьба будет, и они с Филиппом это прекрасно понимали. В конце концов, муж вряд ли бы стал отрицать, что это хороший способ для замурованного в горах Аренберга стать не только одним из самых богатых, но и одним из самых значимых герцогств. На кону стояло многое, но и награда, по всей видимости, могла быть велика. В конце концов, молодой Вангенхайм не показался ей идиотом, так что, хотелось верить, что план у него есть. Племянник, жених средней дочери... Все складывалось так, что повода помогать Франциску не оставалось. Тем более, что о помощи он и не просил. Но все же.

Впрочем, это сейчас было не тем вопросом, который занимал Асдис сильнее всего. Голова оказалась забита совсем другими догадками, которые медленно, но верно начинали складываться в одну пугающе цельную картину. Наследники четырех языческих божеств. Так говорилось о древних языческих королях в старых как мир легендах, в которые давно никто не верил. Слишком давно. И вот только сейчас она начинала понимать, проводя аналогии между тем, что случилось за последнюю четверть века, со сказками и с тем, что видела она сама, когда закрывала глаза. Впрочем, то, что начинало казаться слишком очевидным, могло и не быть правдой. Нужно больше, больше информации, часть из которой она уже знала, но за многие годы успела забыть и стереть из памяти, как ненужную.
– Значит, нарушенная кровная клятва приближает судный день? – королева пожевала губы, погружаясь в размышления и почти переставая смотреть по сторонам. – То, что случилось с Вальдаленом и Лантароном очень похоже на то, как описан Судный день в Писании.
А Ренье, выходит, мог забрать обязанность исполнить чужую клятву. Это пока никак не укладывалось у Асдис в голове, и она снова нахмурилась, огорченная тем, что ее система, складывающаяся, казалась, так стройно, начинает давать сбой. Впрочем, было еще слишком рано для того, чтобы уверяться в этом.
– Есть еще одна сказка, которая могла бы это объяснить, но я помню ее слишком плохо. Нам нужно поехать в Вальдален, – неожиданно решительно изрекла она, останавливаясь и сжимая ладони Филиппа в своих. Мысль эта пришла в голову неожиданно, и она тут же ее озвучила, только теперь осознавая, что, если муж согласиться, то с новостью, которую она так хотела рассказать ему прямо сегодня, придется повременить.
– Абодвинд. Старый храм на берегу, там раньше было очень много записей, может, хотя бы часть сохранилась? Мне кажется, я близка к разгадке, но мне нужна помощь.

+1

7

В том, что сын Дейрона мечтал о ратных подвигах, не было ничего удивительного и, конечно, ничего предосудительного. Война была делом достойным королей, и устремись Рикард на войну, Филипп не сказал бы ни слова против. Но мальчишка вместо этого вздумал поддерживать самозванца в его бунте, вместо того, чтобы, объединившись с Западом, выступить единым фронтом и навести наконец в Ардоне порядок. Порядок, выгодный и Ришкурам, и Рейвенорам.
- И все же, он жертвует дружбой с Ивресом ради самозванца. Плохое начало, очень плохое.
Впрочем, все могло быть и хуже, если бы Франциск переступил через гордость и просил бы о поддержке. Воевать против Аллиона Филипп не хотел, но названная им тогда цена была достаточно внушительна, чтобы переступить через годы сотрудничества и выступить по разные стороны. Впрочем, думать об этом сейчас было поздно. Проучить бы его, отхватив ту часть Бёллинга, которую пришлось в свое время отдать Гаррольду, но... Юг, как ни крути, ценнее севера.
- То же, что и всегда. Проводить людей под руку истинной веры, расширять границы благословенных земель. Уверен, беженцы из Лантарона будут рады вернуться в свои дома, когда мы отстроим их, да и бергеры не откажутся от покровительства Ивреса. Впрочем, у них всегда будет возможность отступить к югу от Хайденкальта.
На Асдис он не смотрел, прекрасно зная, что она думает о войнах, завоеваниях, не желая прочесть в ее глазах осуждение или того более, презрение. Благородства в этой грядущей кампании, что и говорить, было чуть, какими словами ни оправдывай ее. Но Филипп никогда не считал себя рыцарем в сияющих доспехах, и поддержание светлого и незапятнанного образа было, на его взгляд, далеко не первой обязанностью монарха. В конце концов, пусть об этом заботятся летописцы, а он должен обеспечить стране и вере процветание. Времени на это, увы, оставалось все меньше, и, чем быстрее оно уходило, тем менее щепетильно он готов был выбирать методы.
- Брак Филиппа Анри и принцессы - любой из них, мы ведь не позволим юным беззащитным леди вернуться в охваченную войной страну - обеспечит законность наших притязаний. В случае победы Франциска, разумеется, а в ином... 
В ином юные леди никому не будут нужны, и до законности никому не будет дела, стоит ли стараться? Впрочем, в ином случае их ждали совсем иные проблемы. Перспектива брака, о котором сейчас вспоминала Асдис, никогда особо не радовала короля, теперь же и вовсе казалась угрозой. Он машинально положил руку на навершие меча и пожал плечами, всматриваясь куда-то вдаль и обдумывая слова супруги. Быть может, когда-то его уважение и в самом деле можно было заслужить, просто-напросто ввязавшись в какую-нибудь сомнительную авантюру? Он не помнил себя таким, и даже если когда-то было именно так, то лишь во времена, когда дело не касалось безопасности его дочери.
- Возможно, ты права. Но все, что бы знаем об этом человеке - это то, что он готов пойти против вассальных клятв ради собственной выгоды. Катари может однажды стать его заложницей, если только ему понадобится надавить на Иврес, и остановят ли его клятвы, данные перед алтарем?
Пожалуй, последнее звучало уже не так уверенно и убедительно, как должно было бы. Сложно было спорить с Асдис, когда она была так близко. Все эти поездки, совещания, разговоры о делах, - за делами королевскими или хуже того, за катастрофами, которых Филипп не понимал, хоть убей, и которые, казалось, никак не мог предотвратить, они совсем забыли о том, что не должны забывать о самых простых радостях и удовольствиях. Создатель, когда же в последний раз они по-настоящему оставались просто вдвоем? Даже эта поездка в Аренберг, еще и омраченная известиями из Аллиона, не дала возможности забыть обо всем и просто отдохнуть. Он покачал головой, понимая, что покоя в ближайшее время им не дождаться.
- Это предание, пересказанное и перевранное сотни раз, его никто даже не помнит толком. И оно рассказывает о потомках святой Катарины. Разве может оно иметь отношение к землям, где само ее существование всегда отрицали?
Неизвестно, что сложнее было уложить в голове: что его давно потерянным братом во Едином мог быть Алонсо Кастельмарре или Фрей Фолькунг - или то, что неисполненная клятва и в самом деле неиллюзорно разрушает весь этот мир. Ни то, ни другое Филиппа не устраивало, и он готов был обрушить на Асдис все свое негодование, когда она вдруг одним махом отняла у него дыхание, заставляя остановиться и с очень глупым видом переспросить.
- В Вальдален? - он еще некоторое время не мог сказать ровным счетом ничего, одновременно вспоминая, что видел на севере четверть века тому назад, думая, не подвел ли его слух, и одновременно о том, что размышляя о желанных минутах, когда они наконец смогли бы побыть только вдвоем, он не совсем это имел в виду. - Отправиться в проклятые земли, населенные тварями из бездны, за языческими текстами?

0

8

– Не горячись, – Асдис жестом остановила мужа, который уже, казалось, в красках представлял ее племянника врагом. Для таких суждений было еще слишком рано. К тому же, между Ивресмо и Ардоном не было заключено никаких обязывающих союзов, тем более военных, что в некотором смысле развязывало Аллиону руки. Да и ради самозванца ли? Асдис слишком хорошо знала такие истории. Фрея среди Тюрингов тоже звали самозванцем, несмотря на то, что он скрывался всего год. Но это не делало его самозванцем. Ивресская королева, в общем-то, верила, что Гертруда с сыном могли спастись – может быть, в глубине души даже хотела этого, примеряя ее судьбу на себя – но доказать или опровергнуть это теперь не могла. Во всяком случае сейчас, когда того, кто провозглашал себя истинным ардонским королем, и его мать, которую некогда Асдис знала очень неплохо, она не видела.
И, к тому же, Франциск сам сделал все для того, чтобы Иврес не подавал ему руку помощи, а значит он имели полное право игнорировать эту, чужую войну, даже если Рикард поступал иначе. Именно на этой мысли ее и прервало замечание Филиппа. То же, что и всегда.
Это больно резануло, и она обернулась на супруга, но тот старался смотреть куда-то в сторону, видимо, довольно хорошо представляя, что она сейчас скажет. Война. Он хотел ввязаться в войну. Возможно, отправить на эту войну собственных сыновей, и – не дай, Создатель – потерять кого-то из них. Назревающее в Ардоне противостояние их не касалось, и королева, хотела, было, об этом сказать, но еще раз взглянув на мужа, молча опустила голову. Если бы он хотел ее совета, он бы спросил. Скорее всего не прямо, но попытался бы выяснить, что думает на этот счет она сама. Он делал так всегда, принимая важные решения.
Но не в этот раз.

Еще какое-то время Асдис шла молча, разглядывая узоры из листьев, попадающих ей под ноги. Она была недовольна решением короля. Оно ее страшило. Страшило тем, что война – это всегда потери, и бергеры наверняка не отдадут свою землю просто так, пропитавшись уважением к войскам богоизбранного народа. Нет. Это будет грязь и кровь. Снова.
Она давила в своем воображении кошмарные картины прошлого, которые ей доводилось видеть, и продолжала молчать. Филипп, Его Величество Филипп Четвертый. Которого всегда тянуло на войну, и даже сейчас, в 55 лет, даже ради нее, своей королевы, он от этого не откажется. И истинная вера – это только предлог. Голова слабо закружилась и Асдис чуть покачнулась, подхватывая мужа под руку и, наконец, прерывая свое затянувшееся молчание.
Она повела плечом и посмотрела куда-то вдаль. Туда, где по ее мнению, находился далекий теперь Аренберг.
– Или готов сдержать ту часть клятв, которые его родители когда-то предали. Я не хочу торопиться, ни с этим браком, ни, тем более, с выбором супруги для Анри. Пока ни одна из принцесс, даже если свадьба сделала бы законными какие-то наши притязания, не способна исполнить роль королевы Ивреса. Хочу дождаться момента, когда пойму, возможно ли научить хотя бы одну из них быть не дочерью нищего барона, а женой кронпринца.

Предложение же отправиться в Вальдален Филипп воспринял примерно также, как она могла бы – его слова о войне. Остановился и начал переспрашивать. Королева не сдержала смешок и еще раз погладила ладони мужа большими пальцами, крепче сжимая его в своих. Истина была слишком близка, и отступать не хотелось. Они оба не умели отступать перед принятыми решениями, и несмотря на это прожили двадцать пять счастливых лет и стали родителями восьмерых, а теперь, видит Бог, станут и девятерых или десятерых, детей.
– Мне кажется, я начинаю понимать, что происходит, но мне нужно что-то, что поможет вспомнить, Филипп. Тебе ведь тоже надоело жить в неведении, правда? – она, как могла, попыталась надавить на вполне знакомое желание мужа все контролировать. В конце концов, это тоже у них было общим, и если она хотела понять, то и он сейчас не должен был отказаться.
– Пожалуйста. Я должна поискать нужные книги сама. Что, если это все может коснуться и наших детей и страны?

+1

9

То, что казалось единственным правильным решением Филиппу, королева не желала принимать. Война была камнем преткновения в их взглядах на мир еще с самых первых дней знакомства. Вышедшая из пламени войны, она не желала возвращаться туда даже в мыслях, и боевые подвиги не слишком-то впечатляли ее. Поначалу с этим, наверно, и было сложнее всего, но будь все просто, было бы слишком скучно. И все же, иногда Филипп не мог поступиться необходимым даже ради спокойствия Асдис, и теперь интересы Ивреса были важнее. Увы, понимание этого ничуть не помогало бороться с чувством вины, не столько болезненным, сколько неудобным, как плохо подоннанный доспех.
- Это ненадолго. В Кастийоне войны даже не заметят...
Он замолчал и тишина еще некоторое время звенела в осеннем воздухе, пока не смешалась с шорохом листьев и голосами лесных птиц, переставая быть неловкой. Жена оперлась на его руку, и Филипп с готовностью подал ее, отрывая ладонь от рукояти меча. Его благодарность за этот жесть, моментально пресекающий зарождающееся напряжение между ними, так и осталась невысказанной, впрочем, как и всегда. Но и спорить теперь было невозможно, пусть не со всем он был согласен. Впрочем, несмотря на нюансы, несмотря на то, что он начинал уже опасаться, что сын не спешит со вторым браком в надежде на неумолимое время, которое однажды наконец помешает королю сказать свое веское слово в отношении его избранницы - несмотря на все это, в целом Асдис была права. Печально было то, что пятнадцать лет, сделав Франциска настоящим королем, не превратили его дочерей в принцесс, во всяком случае, таких, каких Филипп готов был видеть рядом со своим старшим сыном. В конце концов, не в первый раз его посещала мысль о том, что заключать международные союзы с помощью браков - слишком больная морока.
- И стоит ли это затраченных усилий. Когда мир начал меняться чересчур быстро, чтобы любые долгосрочные союзы и планы теряли смысл? Быть может, мы должны и в самом деле оставить все на волю Единого и лепить достойную королеву из той, кого Флиппо полюбит? В конце концов, ниспосланное свыше благословение надежнее политики.
Решение было нетривиальным, но с годами, как ни странно, все чаще приходило Филиппу в голову. Иврес был достаточно силен, чтобы позволить детям то, что однажды судьба позволила ему самому, вместо того  чтобы использовать их для укрепления каких-то там связей, которым, как показывала нынешняя ситуация с племянником, переметнувшимся на сторону самозванца, как только оттуда повеяло выгодой, грош была цена. Если бы кто-нибудь из принцев и принцесс пришел к нему с просьбой и признанием... Другое дело - и другой повод для беспокойства - что до сих пор единственным порывом чувств был побег Фелпьена с дочерью Шадюри накануне его свадьбы с Каролиной, без которой, увы, обойтись было невозможно. Если бы не она, король простил бы это неповиновение, да и бежать бы не пришлось - та девушка, пусть и чересчур юная, была ничем не хуже многих других потенциальных невест. Чувства, правда, оказались недолговечными, но ведь и подкрепить их было нечем. Может быть, памятуя о том случае, может быть, по своим причинам, никто из принцев и даже принцесс до сих пор не заявил, что любовь его готова преодолеть все преграды, и не представил родителям того, с кем хотел бы провести жизнь. Иногда у Филиппа складывалось впечатление, что сыновья вообще опасаются связывать себя узами брака, но это было удивительным: разве не видели они всю жизнь собственными глазами, что счастье в семье - не миф, воспевать который не берутся даже менестрели, считая его слишком уж неправдоподобным? Или в этом и было дело, и, сравнивая возможных избранниц с образом королевы, они были достаточно умны, чтобы понять: второй такой не будет.
В общем-то, это было к лучшему. Второй такой королевская семья могла бы и не выдержать. Или лично король. Страшно было представить себе, что еще и невестка однажды вдруг заявит, что должна, просто обязана прогуляться прямиком в пасть дракону, например. Поездка в Вальдален не слишком-то отличалась от такого плана, и Филипп готов был выдвинуть тысячу аргументов против нее или - чего почти никогда не делал в отношении членов своей семьи и, быть может, зря - просто запретить даже думать о таком. Но Асдис не была бы собой, если бы не била уверенно в самые слабые точки, которые за четверть века успела изучить досконально. Необходимость защитить Иврес от угрозы с Севера, которая не раз уже доказывала свою неиллюзорность. Страх за семью, который теперь нечасто поднимал голову, но окончательно умереть мог лишь тогда, когда остановится сердце, в котором он жил. И непонимание, которое изводило хуже зубной боли, и питало беспокойство и за близких, и за королевство.
- Нас будет сопровождать гвардия.
Он раскрыл ладонь, которой Асдис сжимала его руку, провел своей по нежной ее коже и загнул ее палец.
- Мы не зайдем дальше прибрежного капища и вернемся на корабль до сумерек, даже если не найдем того, что ищем.
Второй палец оказался загнут.
На побережье было безопасно. Почти безопасно. Почти всегда. Но не ночью разумеется, кому бы пришло в голову остаться там ночью? Филипп помнил проклятый лес, который вальдаленцы звали зачарованным. Он помнил проклятые земли, которые некому более было называть зачарованными, потому что ни один из ее нынешних жителей, если, конечно, не верить в сказки о Ровене, последней и вечной королеве севера, не был способен на членораздельную речь.
Филипп загнул третий ее палец.
- Никто не узнает, что ты была на северном берегу.
Потому что довольно топить нечестивые слухи в крови тех, кто их распространяет. Довольно слухов вообще. Асдис не была более принцессой Вальдалена, она была Анной Ришкур, которые кое-кто считал едва ли не святой. Так и должно было оставаться.
И четвертый.
- Ты будешь слушать меня во всем. Даже если тебе не понравится. Обещай.
Может быть, Асдис держала обещания не всегда. Но он помнил о давнем, о главном - и не мог не верить. И теперь, дождавшись нового и понимая, что отступать некуда, но все же покачав головой, Филипп пошел по тропе дальше, туда, где сквозь поредевшие кроны уже видны были стены монастыря, так и не выпустив ее руки.

Отредактировано Philippe Richecourt (2019-04-07 23:31:59)

+3


Вы здесь » Ratio regum » Часть вторая. «Крещение огнем» » Прикажи – и огонь начнёт рассыпаться искрами [26.09.1535]


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно