Дорога до Вальдекасы могла бы быть короче, если бы не то и дело попадающиеся в пути напоминания о катастрофе. Разломы, обвалы, снесенные стихией мосты и реки, изменившие в одночасье русло. Города, даже небольшие, тоже старались объезжать стороной, зная, что найдут там. И это, увы, не было пустыми страхами: любое поселение испускало смрад на милю вокруг себя. Мало кто был достаточно разумен, чтобы вовремя покинуть свои дома. Многие остались в них навсегда. Глядя на полегший скот, на мертвецов, над которыми не кружились даже мухи - твари божьи были, кажется, куда умнее человека, и поспешили покинуть проклятые земли, лишь услышав гневные голоса стихий - Алистер чувствовал, как все глубже и глубже погружается в недра отчаяния, от которого не могло спасти даже монотонное полусонное отупение, вызванное усталостью от дороги, казавшейся бесконечной. Не по ней ли он ехал всего несколько месяцев назад, встречая просыпающиеся поля и цветущие сады, и ветер - сумасшедший легкий теплый ветер в лицо, Вентура, приветствующего его на своих землях. Теперь не было даже ветра. Мир, казалось, замер, осмысливая свою утрату, позволяя осмыслить ее людям. Алистер многое бы отдал, чтобы не видеть этого. Чтобы не думать о том, как оживить Лантарон, застывший на краю пропасти. Чтобы не понимать, какую угрозу несут в себе эти земли сейчас. Пыль дорог забивала глаза и горло, и если в первый день он еще пытался говорить побольше, чтобы хотя бы Софи отвлекалась от открывающихся видов, но потом бросил эту затею и все больше молчал, сосредоточившись на том, чтобы быстрее добраться до места и раз за разом молча повторяя четвертной заговор, не надеясь на защиту, лишь на то, что паутина однообразных слов закроет разум в непроницаемый кокон. Тщетно.
К стенам Вальдекасы, к тому, что осталось от этих стен, подошли вечером, когда солнце уже покраснело и спешно катилось за горизонт, не желая созерцать то, во что превратилась так любимая им раньше столица. Алистер бы тоже отвернулся, но разве это могло бы помочь бороться с воспоминаниями? Не видеть знаменитый колосс на месте, которое он занимал в прибрежных водах еще тогда, когда юг поклонялся воплощенному в фигуре Повелителю ветра, было ничуть не лучше того, чтобы увидеть его обломки. Внушительного замка Великого герцога, ранее приковывающего к себе взгляд любого путешественника, подъезжавшего к великолепному городу, тоже не было. Фельсенберг знал об этом еще из рассказа Кастельмарре о последних днях, но теперь это знание прорвалось в реальность и холодными пальцами сжимало сердце, стоило только поднять взгляд. Алистер направил коня к городским воротам. Где-то там, на месте руин их ждала цель. Что отнюдь не значило, что теперь эта цель была близко. Диего Кастельмарре следовало еще найти.
- Ты устала, - он не спрашивал, потому что ему не нужен был ответ, и так все понятно, - и уже вечер. Мы могли бы остановиться в одном из домов, которые опустели до...
А впрочем, весь город, казалось, был пустым еще до. Те, кто только мог идти, успели бежать, может быть, как раз после той бури, разбившей колосс, а может, и позже. На улицах не лежали тела, а из окон домов не свисали траурные знамена. И лишь приближаясь к центру Алистер наконец понял, что чернота, покрывающая некогда ослепительно белый камень улиц и стен - не обычная городская грязь, а копоть. Нервно сглотнув, стоило лишь картине недавнего прошлого предстать перед глазами так ярко, как будто он сам видел, Фельсенберг резко свернул в первый попавшийся переулок, чтобы объехать широкую главную улицу.
- Не понимаю, почему он остался в замке. Диего. Разве он не должен был пытаться спасти корабли или что-нибудь... В четырех стенах - как глупо...

Мать, сестра, брат. Все были мертвы, когда умирал Диего, все, кроме его отца. Каково было Диего вернуться и понять, что никому он не может помочь? Нетрудно вообразить. Как бы наследник Кастельмарре ни говорил о том, что ответственность за других - не его путь, как бы ни смеялся над тем, каким станет Великим Герцогом, он считал своими эти земли и этих людей. Беспомощность должна была стать для него серьезнейшим ударом, и все равно Алистер не верил, что она или что-нибудь другое смогли бы вышибить Диего из седла, сложить руки и просто ждать смерти в стенах родового замка. Они были знакомы, по большому счету, не так уж хорошо, но представить друга сломленным не было никакой возможности. Кто угодно, только не он.
Он не стал спорить. Спешившись вслед за Софи, Алистер прикрыл ладонью глаза, стараясь не делать слишком глубоких вдохов, опасаясь унести с собой всю эту гарь не только в памяти, но в самой крови. Да, он сам, в отличие от Диего, был трусом, предпочитал не видеть, не помнить, не знать. Но он был живым трусом, а именно таким, в конце концов и достается восстанавливать все из пепла. Он невесело усмехнулся: кажется, начал говорить, как Алонсо, просто прекрасно... Так недолго и самому начать разбрасываться клятвами - и гори оно все огнем!
Огонь, который побывал на этих улицах, не был привычным, не был человеческим слугой. Это был огонь Повелителя. Та гроза пару недель назад, казалось, полыхала прямо здесь, и молнии плясали на белых камнях Вальдекасы. Или этот небесный огонь прилетел на собственных крыльях? Не так давно это казалось бы глупой сказкой или бредом чересчур впечатлительной крестьянки, но теперь...
- Не думаю, что у него были причины лгать. А без причины Алонсо никогда ничего не делал. К тому же, если есть тролли, почему бы и спутникам Фульгура не спускаться время от времени на землю?
Фельсенберг подвел животных к коновязи. Надо было бы хотя бы напоить их, а кормить уже за городом. Он осмотрелся в поисках колодца, размышляя заодно о том, осталась ли в них хоть капля пресной воды.
Но внимание его отвлекла Софи, то ли отгонявшая мух, то ли готовая потерять сознание и из последних сил сражающаяся за дуновение свежего ветра. На всякий случай Алистер тут же оказался рядом с девушкой, но та стояла на ногах довольно уверенно. Но вот что при этом видела...
Фельсенберг и в самом деле оглянулся, чтобы убедиться, что воздух все так же прозрачен и пусть, и никаких бабочек нет и в помине, потом заглянул ей в глаза, провел ладонями по волосам, на этот раз понимая, что должен настоять на своем, иначе в Лантароне станет на пару мертвецов больше, только и всего.
- Мы должны отдохнуть, Софи, кто знает, что нам придется...
Куда там! Она уже не слушала, решительно направившись вперед. Уж чего - а решительности ей всегда было не занимать, и в этом она дала бы фору даже ему с его готовностью ринуться навстречу чему угодно, не думая о том, что это несет. И вот она шла вперед, а ему оставалось только идти за ней.
- Ладно, осмотрим то, до чего сможем добраться, но мы должны найти ночлег до того, как стемнеет, если не хотим остаться на ночь там.
Развалины замка встретили неприветливо, но спокойно. Там, где раньше была парадная лестница, теперь возвышалась груда обломков. Алистер задрал голову, вспоминая, как выглядела крыша до того, как обвалилась, но не смог. Кажется, все, что было наверху, просто съехало сюда, превращая двор в картину горного обвала, но главное - не осело внутрь. Внутри все еще были залы - Алистер не вполне понимал, видит ли это сквозь щели между камнями или просто слышит, но это было не важно, главное - это то, что они пришли не зря. Вот только попасть в замок, превратившийся не в могилу, но в мавзолей, было задачей нетривиальной. Что, как ни удивительно было понимать это, сложилось к лучшему: мысли, заработав в практическом направлении, перестали мерно и монотонно биться о возвышавшийся в их море колосс - смерть Лантарона.   
- Сюда, - наконец решил он, подходя к одному из мест завала, мало чем отличавшемуся ото всех остальных. Поставил ногу на обломок колонны, поднялся на шаг, потом еще на один. Оглянулся вниз, протянул руку и с сомнением посмотрел на дорожный костюм девушки, который значительно уступал платьям при дворе, но все еще плохо подходил для того, чтобы карабкаться по руинам. - Сможешь? Почему бы тебе не избавиться от лишних юбок пока мы здесь?

- Они бежали, Софи, все бежали.
Он смотрел ей в глаза, ожидая лишь знака - поверит или нет, хотя бы на этот раз. Софи говорила, что лгать он не умел и, быть может, это в самом деле было правдой, но на этот раз он и не лгал. Он просто не знал, и камни не спешили рассказать ему. Они помнили огонь, как встречу с братом, но чем раньше был покрывающий их теперь пепел - до этого им дела не было. Глядя на эти улицы слишком легко было поверить, что и богам не было. Что люди были в этом мире единственными существами, которым было дело до людей. Или вообще - единственными. Новая мысль одновременно пугала и дышала в лицо какой-то неизвестной до тех пор свободой, безумной и опасной, такой, какую, быть может, чувствуешь над пропастью, только что узнав, что умеешь летать, и в то же время понимая, что это может быть ложью. И каждый шаг вперед может стать последним - но ведь может, и первым.
Все эти размышления точно стоило отложить на другое время, и главное, что не забыть - это то, что ни при каких обстоятельствах армии не должны пройти через Лантарон. Слишком многих они могли потерять - кого из-за ужаса от видов мертвой земли, кого-то - из-за того самого ощущения, от которого только что едва удалось избавиться Фельсенбергу. Солдаты, как ни посмотри, не должны были быть свободными - ни от божественного, ни от человеческого.
Призраков Алистер не боялся, но не беспокоиться за Софи с каждой новой ее попыткой отмахнуться от чего-то невидимого, получалось все хуже. Теперь становилось совершенно очевидно, что все это - чем бы оно ни было - не привиделось ей от усталости. 
- Я ничего не вижу, - что, впрочем, не значило, что ничего нет, и это Алистеру вполне хватало ума понять. Она видела то, чего не видел он, только и всего. Такие вещи случались сплошь и рядом, и познакомившись ближе с магией, он почти перестал им удивляться. Но одновременно с этим начал воспринимать куда как серьезнее. Невидимое - не значит мелкое и безобидное. Даже если это невидимые бабочки. - Нам лучше уйти отсюда быстрее, кто знает, насколько они могут быть опасны.
Предложение усовершенствовать наряд не вызвало у Софи должного возмущения, и Алистер не сдержал довольной улыбки. Не только потому что посмотреть на точеные ноги было приятно даже в самых трагических обстоятельствах, но еще и потому что с той же легкостью, как  избавлялась от лишней одежды, отбрасывала она бессмысленные условности там, где они лишь мешали. С ней было легко, опасно легко, и лишними начинали казаться и многие из тех вещей, которые раньше представлялись незыблемыми. Раймар бы давно хватался за голову, или, скорее всего, за меч. Софи только смеялась и топила в этом смехе любые следы сомнений. И, конечно, невозможно было не смотреть на нее в такие минуты, тем более, если она требовала. Фельсенберг рассмеялся в ответ на ее смех.
- Ты не можешь мне запретить, я все еще твой король.
Король на руинах. Король, который почти всю сознательную жизнь был лишен того, что доставалось его подданным естественно и как само собой разумеющееся. Он тоже вспоминал этот замок у моря, таким, каким тот был совсем недавно, весной и летом. Другим он его и не помнил, и покажись он здесь еще пару лет назад, вероятно, был бы тут же выдан Манхайму в качестве предсвадебного подарка. Тогда королем здесь был Великий герцог, теперь же - только он, и Лантарон, теперь такой же нищий, разбитый и растерянный, как он сам недавно, должен был признать его своим правителем. Никому другому Фельсенберг эти земли бы не отдал. Разве что Диего, но Диего и без всяких там дарованных милостей остался здесь навсегда. Просто потому что не могло быть по-другому.
- Если нет, я разобью новые. Здесь ничего не будет, как раньше, но здесь будет жизнь. Не сады - так парки, не древние храмы - так дома, не колоссы - так новые верфи. Я не собираюсь позволить Кастельмарре, отправился ли он в Рассветные сады, в Бездну, да хоть за пределы мира, забрать с собой половину моей страны.
Магдалена бы, наверно, со всем возможным презрением сказала, что он собирается перекроить юг по бергерской мерке. Сделать из красивого полезное, бесконечно продлевая агонию хорошего вкуса. Может быть, и была бы права, но по-другому он так и не научился. Даже теперь, когда под ногами простирались обломки величия и впору было бы задуматься о бренности бытия или потерянных навсегда шедеврах, вспоминая устройство замка, Алистер размышлял скорее о том, где именно следовало бы искать Диего. Алонсо тогда не сказал ничего конкретного, лишь то, что старший сын погиб во время разрушений. Но где и как - оставалось неизвестным. Надо было идти наугад. Надо было увидеть все, что собиралась напоследок показать им Вальдекаса.
- Пройдем сквозь несколько залов и доберемся до парадной столовой, если сможем перебраться через тот разлом.
Он указал вперед на темнеющую трещину, пересекавшую их будущий путь, и как раз этот момент Софи выбрала, чтобы оглянуться на оставленные за спиной вещи и, как это часто бывает, когда смотришь в прошлое, потерять опору под ногами. На этот раз в совершенно  материальном смысле. Алистер задержался на груде камней немногим дольше. Тихо выругался, спрыгнул к ней, неудачно наступив при этом на один из обломков, и склонился над девушкой, всматриваясь и пытаясь понять, смогла ли бы она и сейчас так же уверенно вещать, что она в порядке и отдых ей не нужен. Впрочем, она была жива, а ушибы и ссадины, как ни прискорбно было признавать, были лишь началом той коллекции сувениров, которые они могли привезти из этой поездки. Фельсенберг помог девушке сесть, не спеша поднять ее на ноги и давая прийти в себя, и осмотрелся, замечая теперь то, чего не мог увидеть раньше: у них был еще один путь - не такой очевидный, как через анфиладу парадных залов, но уводящий в сторону коридор был цел и почти не засыпан камнями. Правда, Алистер, как ни пытался, совершенно не мог вспомнить, куда он ведет.
Убедившись, что Софи здорова настолько, что сможет продолжать путь, он не стал переспрашивать, вместо этого возвращаясь мыслями к крылатым виновникам ее бед.
- Может, они пытаются сказать тебе что-то? Ты могла бы попробовать поговорить с ними. Давай, когда еще тебе выпадет компания человека, который не считает тебя чокнутой из-за того, что ты слышишь голоса?

Софи так легко записала все то, что она видит, в галлюцинации, что оставалось лишь удивляться, как ей удалось прожить двадцать лет в этом мире, опираясь лишь на теоретические знания о том, как должно быть. Алистер покачал головой.
- Я думаю, ты так и не научилась верить своим глазам.
Интересно, кто должен уступить первым: упрямство Софи или он со своими попытками показать ей мир с другой, настоящей стороны. Фельсенберг пока не готов был сдаваться, но и Софи была не из тех, кто уступает. Хотя на этот раз она была близко, и он почти почувствовал уже вкус своей победы, но тот, кто должен был отозваться на ее зов, теперь хранил молчание, как будто бы ему назло. А может, и не как будто. В видения, тем более, такие зловредные, Алистер верил с каждой минутой все меньше, но, перебирая в уме самые разнообразные сказки, слышанные им в детстве, и были, которые рассказывали по восточную сторону Железных гор, пытался понять, кто именно из существ почтил их сегодня своей компанией, и почему выбрали именно Софи. А впрочем, как будто уловив его мысли, существа, кем бы они ни были, решили восстановить справедливость. Он едва успел подхватить вновь покачнувшуюся девушку, когда кто-то захотел присвоить себе часть его волос.
- Что за... - Алистер невольно ухватился за голову: он не был склонен раздавать на память пряди своих волос, тем более, тем, кто даже не соизволил показаться на глаза, вместо этого оглушая Софи слышимыми только ей одной голосами. Все это начинало казаться болезненно знакомым, поэтому, подавив раздражение и желание поймать фею или бабочку вслепую, он подал девушке руку и сделал шаг в ту сторону, где, как ему и в самом деле показалось, он мельком увидел какую-то вспышку. - Идем.
Видел ли он? Алистер не был уверен. Ему казалось, что он скорее догадывается - там об очертании крыла, через секунду - об отблеске, тут же скрывающемся за углом. И - ничего не слышал. В воздухе герцогского замка замерла тишина, и даже ветер, движение которого он ощущал постоянно, не свистел и не завывал, а тек по коридорам мерно и спокойно, как могла бы течь по венам кровь. И эта неопределенность, и это место, и эта тишина, которую понимал лишь один человек на свете, все навевало мысли совершенно безумные, и мысли эти, не желая задерживаться в голове, тут же прорывались словами.
- Неужели сильфы? Магдалена говорила, их часто видели в старом храме недалеко отсюда, и если он разрушен, то они могли перебраться...
Если бы это могло ответить хоть на один вопрос... Алистер пытался перестать задавать их себе, хотя бы ненадолго, но получалось не слишком хорошо, и, он был уверен, что Софи справляется не лучше. Все же иногда поверить в очевидное не так просто, как он привык думать.
Они шли вперед практически наощупь. Алистер то и дело натыкался то на обломки камней, то на какие-то мешки, зачем-то сваленные под ноги. Пытался припомнить, в какой части замка находятся, и понять, почему ее использовали для хозяйственных нужд. Что-то не сходилось. Может быть, потому что в замке Кастельмарре ему довелось провести не так уж много времени, и ни разу не случилось пройтись по нему с закрытыми глазами.
- Это путь к кабинету герцога? - он не думал, что получит однозначный ответ. Софи, конечно, бывала здесь чаще когда-то, но отсутствие света, не считая летающих вспышек, порядком дезориентировало. - Я почти ничего не вижу. Постой, я разожгу факел.
Факелов на стенах закреплено было в избытке. Алистер взял несколько, сложил их вместе, вытащил из сумки кремень и кресало. Несколько ударов, и он уже раздувал тлеющий трут, чтобы переселить огонь на промасленный факелы. Чтобы наконец перестать чувствовать себя слепым. Чтобы, подняв источник света и осмотревшись наконец, пожалеть об этом решении. Мешки, заполнившие коридор, не были мешками. Это были тела людей - прислуги, если судить по одежде, и гвардейцев Великого герцога. Ни крови, ни раз видно не было, и все же, все они были мертвы уже несколько дней.
- Мы - он оглянулся на Софи и нервно облизнул пересохшие губы, - можем обойти другой дорогой.
Могли бы. Но за спинами неожиданно для мертвенной тишины, наполнявшей коридоры и залы, послышалось то ли шипение, то ли свист, и как ни хотелось верить в то, что это все еще происки разгулявшегося ветра, легкий цокот когтей по плитам пола едва ли можно было списать на сквозняки.

Откуда перебрались, чего хотели, почему Софи испытывала такую неприязнь к Магдалене, которая стала еще одной жертвой роковой ошибки Великого герцога, и где училась так от души выражаться. Вопросов было хоть отбавляй, ответов традиционно намного меньше, и многие из них не подходили к вопросам. А некоторые, скорее всего были у тех, кто не спешил ими делиться. Те же сильфиды, ну или феи, могли бы быть поразговорчивее. А впрочем, к чему им это, если оба гостя, не сговариваясь, послушно следовали за ними туда, куда их вели.
- Может, хотят, чтобы мы нашли Диего?
В это хотелось верить: на то чтобы самостоятельно обыскать огромный замок, половина которого превратилась в руины, им понадобилось бы слишком много времени и сил. Об этом надо было подумать еще в Лейнингеме - о многом надо было подумать, прежде, чем отправляться в эту экспедицию - но, казалось, что главное - добраться, что они справятся, и мысли о том, каким именно образом, просто не шли в голову. Помощь теперь была очень кстати, а сильфы, кажется, не были из тех, кто заманивает людей в ловушки, чтобы потом сожрать. Только чтобы посмеяться. Правда, люди, пожалуй, не всегда способны пережить их шутки, но зато духи воздуха искренне горюют, когда игрушка вместе с последним дыханием окончательно теряет чувство юмора и перестает реагировать на их шутки.
Открывшаяся картина слишком сильно резонировала с мыслями, чтобы одно или другое теперь можно было стереть из памяти. Софи зашлась в приступе кашля. А затем она обернулась, и Алистер увидел на ее лице слезы. Она умоляла о тишине в этом мертвом месте, где единственным звуком, казалось было их дыхание, и теперь - потрескивание огня, и это пугало не тем, что было невозможным, а тем, что он узнавал себя, такого, каким он был много лет назад, когда впервые услышал голос Железных гор. Считал ли он себя сумасшедшим? Он уже не мог вспомнить. Но избавиться от тишины, которая говорила громче слов, хотел больше всего на свете. Или не больше всего? Может быть, именно это его тогда и удержало на краю? Именно то, что было нечто большее, чем страх, чем понимание того, что все известное ему о мире - ложь. У Софи тоже было, за что держаться. Должно было быть. Одной рукой все еще удерживая факел, он опустился рядом и другой обнял девушку, крепко прижимая к груди и отвечая куда-то в макушку. 
- Нет. Ты слышишь то, чего не слышат другие. Может быть, то, что слышал Алонсо. Не противься этому. Слушай.
Сказать было просто, и Алистеру хватало даже ума, чтобы понять, что такие слова не слишком-то помогают, но если бы он знал, что именно может помочь... Он не знал, зато порхающие вспышки, феи, сильфиды, кем бы они ни были на самом деле, соображали быстрее, и тут же нашли способ, который заставил Софи собраться, а его самого - быстро подняться на ноги вслед за ней и, не тратя время на препирательства, броситься к кабинету, по дороге перескакивая трупы, а иногда и наступая на особо неудачно подвернувшуюся конечность.
Кабинет встретил заботливо запертыми дверями, и, пожалуй, сама мысль о том, как Великий герцог спокойно поворачивает ключ, прежде, чем покинуть разрушенный замок, в котором лежат тела его детей, пугала едва ли не больше, чем все, происходящее вокруг.
- Справлюсь.
Минуту он мог ей дать. Если дело всего в одной минуте, то почему бы и нет, верно? Алистер передал Софи факел и отступил от двери, нервно облизывая пересохшие от страха губы. Назад лучше не оглядываться, только смотреть вперед, пусть впереди тьма. Хотя тьма была сейчас лучшим союзником. Если то, что говорили о василисках, в самом деле было правдой, то единственным спасением было не видеть глаз этой курицы. А ведь думать надо еще и о ядовитой крови. Бездна в ему поперек горла встала, не руками же его душить, чтобы случайно не прикоснуться... Судорожно пытаясь вспомнить еще хотя бы что-нибудь о созданиях, которым было место в сказке или в бездне, или где угодно, но только не здесь, в паре шагов, и о том, как с ними бороться, но так и не вытащив из глубин памяти ничего полезного, Фельсенберг достал из ножен меч: остальное оружие, не считая широкого охотничьего ножа, оставалось снаружи - и именно этот момент царь всех ползучих выбрал для того, чтобы добраться до поворота и издать то ли крик, то ли хрип. Это, наверно, был лучший момент, чтобы ответить твари равноценно: ситуация буквально требовала броситься в атаку с воинственным боевым кличем, но Алистер медлил. По причине в равной мере банальной и смехотворной: он понятия не имел, как подступиться к змееподобной курице. Подойти ближе - попадешь под змеиные клыкив ладонь длиной, ударь - откроешься, в сторону не отступишь, обходной маневр не совершишь - слишком узок коридор. Он все еще не видел глаз василиска, довольствуясь лишь едва различимыми очертаниями, но был уверен, что на его морде должно было бы застыть такое же выражение растерянности, как на его собственном лице: похоже тварь испытывала те же самые тактические сложности. Может быть поэтому или просто для того, чтобы разрядить обстановку, тварь опять зашипела, на этот раз вытянув шею и широко раскрыв пасть. А Алистер не нашел ничего умнее, как, подхватив с пола чей-то шлем, швырнуть его прямо промеж клыков.
- Не попросишь своих фей помочь нам немного, Софи?
Галлюцинации или нет, а должна же и от них быть какая-нибудь польза.

Слишком долго пребывать в растерянности василиск не стал. Сложив крылья, он сделал было выпад, пытаясь задеть Алистера хотя бы одним клыком, что, вероятно, решило бы для него проблему чересчур резвого ужина, и неумение выжидать, как это часто бывает, сработало против него: очень быстро попробовав на вкус клинок, он понял, что такая острая еда не пойдет ему на пользу, а потом и закружившиеся в ответ на просьбу Софи - Алистер раньше и не догадывался, что она умеет так вежливо просить, но решил запомнить на будущее - вокруг твари огни не позволяя василиску сориентироваться в пространстве, а Фельсенбергу давая возможность гордо бежать с поля боя за распахнувшуюся наконец дверь и захлопнуть ее за собой.
Не пытаясь даже понять, действительно ли они оказались в кабинете Великого Герцога, он оперся на стену, оказавшуюся заставленным книгами шкафом, опустил меч, закрыл глаза и тяжело выдохнул. может быть рано, может быть и здесь их ждало какое-нибудь порождение бездны, которых в последнее время стало слишком много в их с Софи жизни. Но сил после долгой дороги, неожиданных препятствий, сражения, да и просто разлитого в воздухе запустения и смерти, попросту не осталось. Надо было отдохнуть и идти сюда утром, надо было еще несколько часов - целую ночь - делать вид, что все под контролем. Надо было подойти к Софи и хотя бы попытаться успокоить ее, но сон хватал за горло, заливал глаза воском и засыпал их песком. Было бы очень глупо заснуть прямо здесь, но даже эта мысль, повторяющаяся в голове на разные лады, звучала как успокаивающая колыбельная.
Сколько он так простоял на одном месте, и не заснул ли в самом деле, Алистер поручиться не мог. В себя его привел голос девушки, отнюдь не с радостными новостями. Он и не рассчитывал на умиротворенное сообщение о том, что тело Диего обнаружилось в семейном склепе Кастельмарре, погребенное по всем традициям и правилам, но надеялся хотя бы... впрочем, он сам не знал, на что. Конечно не увидеть погибшего друга прямо здесь, да еще и так погибшего. С минуту Фельсенберг смотрел на покойного, и черты его лица отказывались складываться в знакомый образ. Алонсо рассказывал совсем другое. он попытался припомнить подробности, но те ускользали от сетей памяти, подсовывая вместо себя только то, как молчал убитый горем старик, как пожимал он плечами, как пытался ограничиться односложными ответами, позволяя им всем выспрашивать подробности, делать собственные выводы и верить в них. Диего погиб последним - вот единственное, что Великий герцог сказал напрямую. Погиб - под завалами, от смертельных испарений, вырывавшихся из разломов земли, от клыков и когтей тварей бездны. Погиб, до последнего вздоха пытаясь спасти хоть что-нибудь. Но от выстрела - да еще и не одного? Безумие... Здесь что, был целый полк?
Но это и в самом деле был Диего - Алистер поднес факел к его лицу, чтобы убедиться. Он не мог понять, отказывался от любых крупиц понимания, которые приходили ему в голову, стоял и смотрел на тело, машинально растирая пальцами висок, как будто это могло сложить картину из отдельных неровных осколков. Тело в синих отблесках света, погром, выстрелы, слова Софи - слова были хуже всего, потому что ясно давали знать - она все понимает - части мозаики просто не совпадали. А совпадая друг с другом, не могли уложиться в подготовленные для них рамки. Алистер наклонился, положил факел на пол и сжал ладони на плечах девушки, одновременно заставляя ее подняться и прижимая к себе.
- Что все это значит?
Было еще кое-что. Нечто неправильное, но слишком далекое, чтобы заставить обратить на себя внимание на фоне страшной находки. Алистер попытылся пробраться сквозь толпы мыслей, вращавшихся теперь в голове, и ухватить ту на случай, если она была важной, но выстрелы, опечаленный - или попросту равнодушный - Алонсо, мертвый Диего, трупы в коридоре, василиск - все это преграждало путь, да и мельтешение бледных огней...
Алонсо убил своего сына? Это было невозможно, и все же не казалось невероятным. Ничто теперь не казалось невероятным. Интересно, Диего говорил отцу то же самое, что спустя несколько дней - он сам? Или про честь, как Раймар? Или, как Софи, ничего не говорил, а просто пытался сделать то, что должно было быть сделано?
- Мы должны...
В горле запершило, и он кашлянул несколько раз, так и не закончив говорить. Не ему рассказывать ей, что они должны, но позволить тягостному молчанию, которое составляло Диего единственную компанию все эти дни, пока он ждал, и дальше оставаться здесь, было бы преступно. Наследник Великого герцога не любил тишину - разве что тишину моря, но это ведь совсем не то.
- Не будем дожидаться утра, хорошо? Я найду все необходимое, и... Не помнишь, отсюда был другой выход?

То, что происходило с Софи прямо на его глазах, пугало куда как больше василиска. Тот был тварью опасной, но хотя бы понятной и материальной, а то, что проникало сейчас в разум девушке - угрозой неизвестной, обнажавшей абсолютную беспомощность перед тем, чего он не знал, и догадываться о чем не мог. Мог только удерживать ее руки после того, как ей вздумалось ударить себя, говорить что-то бессмысленное, надеясь хоть как-то перебить то другое, что заставляло ее с остервенением зажимать уши. И думать о том, как уйти отсюда побыстрее. Диего теперь мог и подождать, в самом деле, а вот Софи, казалось, была близка к тому, чтобы сорваться с острой грани здравого смысла, и удерживать ее становилось все сложнее.
Когда она наконец перестала вырываться, Алистер отвел - почти отнес - ее к креслу и усадил так, чтобы она не могла видеть тела.
- Теперь мы тоже знаем. Теперь они оставят тебя в покое.
Он не был уверен, что так и будет. Он не понимал, почему видела их и слышала голоса только Софи, если духам и в самом деле так важно было донести до всех картины последних минут жизни Диего Кастельмарре. Отвяжутся ли, успокоятся? Нужно ли им было только это или что-нибудь еще. Вопросов становилось все больше, ответа не было ни одного. Даже камни старого замка не рассказывали ему ни о каких человеческих трагедиях, утомленные катастрофой или просто привыкшие к молчанию здесь, где властвовали переменчивые ветра. Может быть, стоило спросить их о чем-то другом. О потайном ходе, о котором говорила Софи, чтобы наконец убраться отсюда. Предаваться скорби о друге лучше было бы где-нибудь подальше отсюда, подальше от сильфов, от следов преступления, от напоминания о том, как рухнул в бездну еще одна колонна, удерживающая этот мир. Подальше от глупой курицы, которая решила вышибить тяжелую дверь кабинета собственным непрошибаемым змеиным лбом.
- Он мертв. Он получил то, чего заслужил, - Алистер нервно оглянулся, неслышно выругался, мельком поцеловал ослабевшие пальцы девушки и поднялся на ноги. - Я найду.
Он огляделся. Кабинет неожиданно показался не просто просторным, а огромным. Каждая мелочь могла скрывать потайной рычаг - ведь он, в конце концов, должен был оставаться потайным. Алистер нахмурился, закусил губу, закрыл глаза и прикоснулся к стене.
Камень казался теплым. Он много лет провел под палящим солнцем, прежде чем оказаться в этой стене, и все еще помнил ту, прошлую жизнь. Это был не какой-нибудь там слабохарактерный мрамор, настоящая твердая порода, которая могла удержать на себе всю громаду этих стен. Но не могла скрывать в себе механизм. Дальше, дальше. Камни пола тоже были совершенно монолитными, если они только не лгали, если Алистер правильно слышал их, то и дело отвлекаясь, чтобы прислушаться к звукам за дверью. Правильно - в следующей стене он почувствовал пустоту и тихо выругался, когда, открыв глаза, обнаружил лишь широкий оконный проем, сейчас перекрытый огромной балкой, рухнувшей с крыши, которая не пропускала ни луча - а может быть, на улице уже хозяйничала ночь? 
Звуки теперь изменились. Тварь, похоже, била теперь дверь когтистой лапой, целенаправленно и точно, раз за разом попадая в одну точку. Засов все еще держался, но кто его знает, надолго ли это. Фельсенберг вновь пошел вдоль стены, стараясь сосредоточиться. Камень, сплошной камень и... Диего. Через тело пришлось переступить, подходя к огромному камину. Фельсенберг остановился и задумчиво склонил голову.
- Не думал, что здесь бывают суровые зимы. Или кто-то из первых Кастельмарре боялся холода?
Отодвинув в сторону тяжелый кованый экран, закрывавший камин, Алистер перешагнул решетку, зашел внутрь и не сдержал радостного возгласа. Это было именно то, что они искали, он нутром чувствовал, что где-то за одной из плит скрывается пустота, но что должно открывать проход?
- Что-нибудь надежное, что-нибудь...
Его взгляд остановился на бронзовой копии колосса, который до недавнего времени встречал корабли в гавани Вальдекасы. "Раньше он выглядел по-другому," - рассказывала Магдалена. У этого были крылатые сандалии, а рука, которая не держала факел, покоилась на загривке грифона. Что может быть более простым, чем ветер? Что может быть более надежным, чем один из творцов этого мира? Вот только с какой стороны к этому повелителю подойти? Алистер попробовал повернуть руку с факелом, но фигура казалась совершенно монолитной.
- Софи, скорее, посмотри на это. Кажется, статуэтка довольно старая, но... Она может открывать дверь, что скажешь?