– Ваше Сиятельство, Лукас, – Софи резко обернулась на знакомый голос и расплылась в улыбке. – Разумеется, можете. Если леди Лаутербах не возражает, конечно.
Сопровождающая дочь герцога дама неопределенно махнула рукой и, смерив графа Леонхарта оценивающим взглядом, кажется, удовлетворилась увиденным и объявила, что ее немедленно ждут срочные дела. Взяв с Софи обещание, что та не заблудится, и заставив этим ее совершенно искренне расхохотаться, упомянутая леди быстро исчезла в одном из поворотов, а Вангенхайм осторожно подхватила графа под локоть и потянула вперед по коридору.
– И если ваша трость сегодня не так опасна, как год назад.

С той злополучной ночи прошел уже без малого месяц и горящие глаза склонившегося к ней колдуна больше не появлялись у Софи в кошмарах. Впрочем, намеренно забыть обо всем она не старалась: очень уж богатой на впечатления была ночь и очень уж ярким напоминанием обо всем служили шрамы на предплечье, из-за которых теперь она была вынуждена отказаться от платьев с рукавом в три четверти. Не то, чтобы это было большой потерей, или Софи и впрямь следила за модой, однако тот факт, что скрывать руку ей теперь придется, скорее всего, всю оставшуюся жизнь, девушку мягко говоря огорчал. Впрочем, это было в сущности всего лишь мелочью. Здоровье восстановилось, и настигшая ее беда осталась очень далеко. Ранним утром следующего дня она успела только коротко поблагодарить Леонхарта за участие в ее спасении и спешно попрощаться – он торопился уехать, решив не сопровождать их до столицы, и дочь герцога могла его понять. В конце концов, он мог думать, что она легко накликает еще проблем, а после того, как Лукас единожды уже чуть не умер из-за ее глупости, ему вряд ли хотелось повторять это еще раз. Так что если у мужчины и были к ней претензии – а они должны были быть почти наверняка – Софи ничуть не обижалась и встреч не искала, решив не досаждать своим обществом тому, кого оно не слишком обрадует.

Впрочем, она ошиблась. Ощутимый укол совести, очевидно, не мог испортить приподнятого от осознания этого факта настроения, поэтому Софи, вышагивая вперед и ища взглядом красивые резные двери в старую портретную галерею, продолжала улыбаться и то и дело посматривать на Эдера.
– Скажите, как вы себя чувствуете? Раймар говорил, вы были сильно ранены, но несмотря на это уже к утру решили, что готовы ехать, – иными словами, Лукас сбежал. Но говорить этого вслух дочь герцога, разумеется, не стала, здраво рассудив, что такие ее размышления вряд ли благотворно повлияют на настроение ее визави. – И почему вы не на приеме? Пир ведь в самом разгаре.

Добравшись, наконец, до той самой, нужной двери, Софи с силой толкнула створки, открывая себе путь в галерею. На этот раз выражения лиц старых королей будто бы смягчились, и теперь они смотрели на пришедших к ним гостей с легким любопытством. Вангенхайм отпустила герцога и огляделась, покрутившись вокруг своей оси. На этот раз она знала, куда шла, и то, что компанию ей составляла не сорокалетняя графиня Лаутербах, приходившаяся ей крайне дальней родственницей, а лорд Эдер, приятно грело душу. Она любила, когда случайности оказывались такими знаковыми. И, если на то будет воля Создателя, может быть это посещение галереи окажется полезным не только для нее?
– Согласитесь, днем тут совершенно иначе, – она еще раз обвела небольшую комнату, переполненную портретами, взглядом. – Светлее.
Место, отведенное под портрет короля Франциска пустовало – Софи уже знала, что картину перенесли во другую залу, куда в скором времени должны были повесить также новые портреты всей династии Манхаймов, и, по всей видимости, даже дававшего сегодня громкие обещания Диего. Что же, как бы то ни было, ему бы наверняка понравилось увидеть себя рядом с коронованными особами. Или не со всеми? Дочь герцога развернулась к Эдеру и продолжила.
– Теперь старая династия располжена отдельно от новой. Как вам кажется, это правильно?
Она пристально посмотрела на графа и привычно чуть закусила губу, выжидая от него ответа. В конце концов то, как он будет звучать, могло довольно много значить. А могло и нет. Оставалось только слушать.

Софи слушала графа по-птичьи склонив голову набок. То, что он говорил в стенах королевского замка уже могло быть сочтено за помыслы об измене, но, конечно, не будет. До тех пор, пока они здесь вдвоем. Проигнорировав вопрос о собственном состоянии, Софи удивленно изогнула бровь и качнула головой, сходя со своего место и плавно передвигаясь вдоль вывешенных рядами портретов.
– Хотите взглянуть на старую династию? – она коротко улыбнулась и обвела рукой галерею. – Так смотрите. Почти каждый здесь – Фельсенберг. Основатель династии – Гисберт, Каменный король. Райнхольд, построивший этот замок, в котором мы с вами находимся. Его Величество Фридрих, объединивший Бергталь и Лантарон. Юстус Мирный, Ортвин Мореплаватель... Их здесь несколько десятков, выбирайте любого.
Она медленно шла вдоль портретов, называя лишь некоторые из имен. Когда Алистер появился при дворе, она потратила много времени, слушая истории из старых хроник и даже что-то читая. Этих королей по именам она запомнила. Каждый из названных был в своем роде легендой – о правителях древности спустя столетия всегда сочиняли сказки, и имена Фельсенбергов едва ли не в скалах были высечены. Может, именно поэтому Франциск так и не решился сжечь все эти портреты. Короли с портретов не улыбались, всегда смотрели строго и спокойно, и ей хотелось бы верить, что это лишь правило, которому следовала кисть изображавшего их художника, а на самом деле когда-то они и впрямь были живыми.
Так Вангенхайм пересекла почти весь зал, изредка поглядывая на Лукаса и пытаясь разгадать, действительно ли он пытается сравнить себя с героями старых легенд, и остановилась около портрета Карла VIII, складывая руки под грудью и всем корпусом разворачиваясь к графу. На этот портрет она и так смотрела слишком долго. Трудно было сказать, действительно ли Алистер был внешне похож на отца – Карлу на картине было уже немало лет и сравнивать с ним молодого еще принца было не так уж легко.
– А за моей спиной – Его Величество Карл VIII. Безумный, так его назвал король Франциск, мы об этом, кажется, уже говорили. А знаете, почему? Говорят, что заняв престол, король рассказывал, как Карл едва ли не загрыз нескольких его сторонников, которые ворвались в замок, утверждая, что уничтожили всю его семью, а после, весь в крови, бесновался, как сумасшедший, когда его схватили. Уже потом, когда это прозвище распространилось по столице, в королевстве начали придумывать все новые и новые признаки безумия, которые отмечали у Карла. Историю пишут победители, не так ли?
Может быть, Карл и вправду был безумен, а может... Может, он просто готов был защищать свой род до последней капли крови. Своей или чужой. Софи поморщилась и закусила губу, делая небольшую паузу, прежде, чем подойти к последнему, самому свежему портрету.
– И последний из Фельсенбергов. Принц Алистер, на картине ему двенадцать, и закончена она была уже после того, как были закрыты каменными плитами тела в фамильном склепе. Но здесь он, конечно, еще жив. Что же до ваших мыслей? Нашли фамильные черты?

Софи глубоко вздохнула и, еще раз окинув взглядом портреты, подошла к Лукасу и улыбнулась, принимая коробку с пирожными. – На самом деле, я очень люблю сладости, правда, особенно южные, и меня совсем не волнует их вредное влияние на фигуру. В прошлый раз мне просто не хотелось забирать коробку, предназначавшуюся другой даме. Спасибо, Лукас.
Вангенхайм оставила коробку на небольшой постамент, на котором красовалась редкой красоты ваза и, прежде чем снова начать говорить, какое-то время всматривалась в лицо Эдера. Он хочет знать, как она? Ну что же, если Его Сиятельство просит.
Лицо Софи чуть помрачнело, теряя остатки улыбки, и она начала медленно закатывать рукав легкого платья, открывая взгляду Лукаса следы от шрамов-рун.
– Они нашли меня на кладбище, за несколько минут до того, как какой-то сумасшедший чернокнижник принес бы меня в жертву своим богам, – она протянула Эдеру руку запястьем вверх. Шрамы, когда она о них вспоминала, как будто бы начинали гореть, но это, конечно, было всего лишь иллюзией. Иллюзией, впрочем, неприятной. – Он оставил мне в наследство это. Прошел почти месяц, но отметины так почти и не побледнели. Наверное, они останутся со мной навсегда, принуждая скрывать их, как какое-то уродство. Боюсь, люди не поймут и не проникнутся сочувствием, если увидят. Но это будет для меня уроком. Вот как я, Лукас.

– Ортвин, – машинально поправила Софи, не находясь, что ответить. О старых королях слагали легенды, но Лукас, похоже, был ими ничуть не впечатлен и это было его право. Но зачем напоминать об этом даже самому себе? Разве не приятнее доверять хотя бы легендам, если уж в жизни не можешь найти места чуду? Она тряхнула головой, наблюдая за тем, как Лукас подходит к портрету Алистера и вглядывается в него так внимательно, будто бы действительно узнать в двенадцатилетнем мальчишке на картине взрослого принца было просто. Впрочем, вполне вероятно, что ей просто почудилась излишняя заинтересованность во взгляде графа. Вангенхайм пожала плечами и взглянула на него с любопытством. – А вы, стало быть, совсем не верите в сказки, Лукас? Думаете, люди не могут быть и в самом деле настолько яркими и харизматичными, как то воспевают легенды? С вами никогда не бывало такого, чтобы, вот, смотришь на человека, и понимаешь, что именно в этот момент с него нужно писать картины и лепить скульптуры, которые останутся в веках?

Она коротко улыбнулась и покачала головой, еще раз взглянув на коробку с пирожными. Разумеется, они и в самом деле ей ничем не угрожали, и смотрел Лукас так, будто бы очень старался ее в этом убедить, но все это казалось ей не более чем игрой в придворную вежливость, которой здесь, в замке, и так было слишком много. Эдер увиливал, задавая вопросы про картины, но знал ли что-то? И если знал, то откуда? Софи не могла избавиться от сопровождающего ее напряжения – она плохо умела, да и не любила объясняться размытыми загадками, а вороний граф делал это с точностью матёрого интригана, умело перескакивая с темы на тему и вот теперь отвлекая ее воспоминаниями о той ночи, которая по разным причинам должна была остаться в ее памяти навсегда.
– Никогда ни о чем не жалейте, Лукас, – пальцы графа скользнули по ее предплечью и Софи вздрогнула, едва сдерживаясь от того, чтобы не дернуть руку. Прошло еще слишком мало времени для того, чтобы она позволила кому-то слишком долго рассматривать, а уж тем более – трогать свои шрамы, и реагировала дочь герцога на такие касания, заметно нервничая. Она, на секунду замерев, быстро закрыла отметины рукавом и отвела руку за спину, глядя вниз на щель между половицами.

Подняла глаза Софи только когда Лукас протянул руку и осторожно провел по ее щеке. Иногда она переставала его понимать. Лукас был сложным, возможно, слишком сложным для нее, привыкшей к простым и очевидным решениям и к таким же простым словам. Губы дочери герцога дрогнули и сложились в слабое подобие улыбки.
– И такие речи тоже срабатывают с вашей прекрасной дочерью? Но вы забываете, Лукас, мне уже не восемь, и я совсем не готова поверить в то, что встреча с едва не убившим меня колдуном – то, что могло сделать меня сильнее и спокойно порадоваться тому, что злые чары разрушены. Простите.
Софи сглотнула вставший в горле ком и сделала несколько шагов назад, теряя выдержку. Она оперлась на постамент и попыталась изобразить искреннюю заинтересованность портретом короля Юстуса. А Лукас, тем временем, продолжал спрашивать.
– Послезавтра я уезжаю в Лейнингем, к дяде, и не знаю, когда теперь вернусь ко двору, – когда случится то, что ее сможет снова сюда привести. – Из меня все же вышла не самая лучшая фрейлина, думаю, Ее Величество не будет переживать об утрате.
Она развернулась в пол оборота и проследила за взглядом графа Леонхарта, сведя брови к переносице. Софи снова кусала губы, подбирая слова, и отказывалась понимать, что происходит. Мир сходил с ума уже давно, но здесь, в старой портретной галерее, это должно было быть незаметно. А в итоге...
– Да, Лукас, мне тоже хотелось бы верить, что мы и вправду друзья. Но друзья не говорят загадками и не делают странных намеков, – она качнула головой, все-таки решаясь снова приблизиться и медленно отходя от своей опоры. – Скажите мне, что вы на самом деле хотите услышать? Не слова ведь о том, что моя мать мечтает поскорее выдать меня замуж и действительно вовсю подбирает выгодные партии? О чем на самом деле вы спрашиваете?
Последние слова она произнесла на выдохе, останавливаясь от Эдера в двух шагах и склоняя голову набок. Она никогда не была терпеливой и, очень на то похоже, что никогда и не станет. И никогда не была достаточно догадливой, чтобы понять, к чему ведет человек, с завидным упорством вышагивая между светской беседой и открытием шкатулки с чужими тайнами.
– И вот еще что, – она задумчиво посмотрела на дверь, но никто не заходил, а значит они все еще были здесь одни. – У меня тоже есть для вас один подарок. Но для начала пообещайте мне, что поступите с ним именно так, как я вам скажу.

Софи покачала головой и провела по одному из портретов – тому, что был ближе к ней, пальцами, стирая пыль. Она верила. Верила в то, что все эти люди, чьи прозвища остались неизменными в веках, и правда чем-то отличались от остальных. От обычных людей. Короли должны были чем-то отличаться, ведь так было правильно: она считала себя обычной, а правителей древности – яркими, достойными того, чтобы быть запечатленными. Не только, да и не столько на картинах, сколько в памяти.
– Почему же? Просто... Лукас, зачем жалеть о том, чему Создатель уже позволил свершиться? Это лишь значит, что нужно идти вперед, усвоив урок. Я свой постараюсь усвоить. Хоть и не уверена, что получится, – Софи по-доброму усмехнулась. Почти наверняка пройдет совсем немного времени, прежде чем ей доведется снова влипнуть во что-то, чего можно было бы избежать, если оставаться умнее. Впрочем, если бы она была умнее, ее жизнь не была бы полна таких любопытных знакомств, как, например, и сам граф, стоящий подле нее и рассуждающих о предметах весьма и весьма фиолософских.
– Вам бы позавидовали многие писатели. Кто бы еще смог так элегантно вплести красивую ложь в разговор о вечном? – она прищурилась, закусывая губу, чтобы не рассмеяться. – К чему вам волноваться от моего присутствия, сударь?

Вангенхайм глубоко вздохнула, успокаиваясь, и начала медленно вытягивать из волос алую ленту. Разумеется, Эдер спрашивал только о том, не пора ли готовить для нее свадебные подарки. Ход его мыслей определенно оценила бы Октавия, немедленно сообщившая бы, что, разумеется, уже давно пора. Ничего, впрочем, неожиданно. Пора было и сейчас, и вчера, и несколько лет назад. У матери голова болела по этому поводу, а у Софи совсем наоборот – от него. И единственным недостатком того, что сейчас ей нужно покинуть столицу, пожалуй, должно было оказаться то, что снова придется бесконечно слушать о собственном так и не состоявшемся до сих пор замужестве.
– А дочери? Я ведь так и не спросила, понравились ли ей игрушки из той лавки, которую я вам советовала. И еще... Я напишу вам, когда попаду в родительский замок, и передам с гонцом заводных кукол, сконструированных отцом. Надеюсь, герцогиня не придумала, вправду, мне свадьбу, решив не дожидаться, наконец, моего на это согласия.

Она дернула ленту и сделала несколько шагов к Лукасу, вкладывая ее графу в ладонь и сжимая его пальцы на ней своими. То, что она делала, могло не понравиться брату или Алистеру, но, тем не менее, она не собиралась ни о чем предупреждать. Только сделать попытку обезопасить. Дядя рассказывал ей их планы буквально на днях, и Вангенхайм с готовностью признавала, что обойтись без жертв не выйдет. В конце концов, если они пытались кого-то напугать, то жертвы оказывались мощнейшим рычагом давления. Раймару это, конечно, не нравилось, но если даже он готов был согласиться, то о чем шла речь?
Впрочем, Эдера это коснуться было не должно.
– Отдайте это вашему извозчику, пусть перевяжет рукав. И закрепите на карете такую же, это важно. Я не отвечу на вопросы зачем и почему, но просто пообещайте, что так и сделаете, хорошо? Даже если моя просьба покажется вам чушью.

Софи, наконец, удалось улыбнуться достаточно тепло, и она отпустила руку Лукаса, отступая на полшага назад и наклоняя голову.
– Знаете, я терпеть не могу загадки. И совершенно не умею их разгадывать. Но у вас, я уверена, должно получиться гораздо лучше. Пойдемте?
Она подошла к дверям в галерею и толкнула их, впуская внутрь свет еще и из просторного коридора.
– Возможно, на этот раз я даже не заблужусь. Полтора года здесь не прошли даром.