Алистер со злостью пнул попавшуюся под ноги шишку, и та отлетела в неведомые дали. Конечно, ни лес, ни горы не были виноваты в том, что его сегодняшнее предприятие закончилось ничем. Во всем была виновата человеческая глупость, его собственная - не в последнюю очередь. Но когда тебе шестнадцать, собственные ошибки - последнее, что ты склонен признавать. Поэтому страдали шишки, благо, под ногами их было полно - белки еще не успели растащить в дупла все, что нападало за лето. К тому же он был голоден и попросту устал: из дома вышел еще до рассвета, не взяв с собой ничего из еды, решив, что яблок и орехов насобирает по дороге. В результате, от лесных яблок зубы уже сводило оскоминой, от орехов тошнило, есть все еще хотелось, а до дома было довольно далеко. Если идти по тропам, во всяком случае. Алистер задумчиво посмотрел на лежащий перед ним овраг, в который и скатилась впавшая в немилость шишка, и который ему теперь предстояло обогнуть. Пересечь его напрямик значило бы сберечь не меньше четверти часа, правда, идти пришлось бы наугад, но заблудиться в горах Фельсенберг никогда не боялся.
Долго думать не стал: придерживаясь за стволы деревьев, легко и быстро спустился к небольшому ручью, пересек его и пошел дальше, всматриваясь в противоположный склон, выискивая подходящее место для подъема. Заметив его, уверенно направился вперед. Щелчок капкана и разорвавший лесную тишину крик раздались практически одновременно.
Сколько времени прошло, пока он пытался справиться сначала со сцепившей на ноге свои тупые челюсти болью, а потом с механизмом, обломав наконец лезвие своего широкого, инкрустированного янтарем и слоновой костью, но оказавшийся совершенно бесполезным охотничий нож, Алистер не знал. Нога к тому времени онемела, как и пальцы, которыми он пытался разжать капкан. Безрезультатно. Надо было собраться с мыслями и решить, что делать. Но панический ужас, подло закравшийся в сердце, наконец дал о себе знать той рассеянностью, в которой Фельсенберг продолжал свои тщетные попытки.
Шагов он не услышал, хотя должен был, обернувшись лишь на выкрик, то ли со злостью, то ли с облегчением. Кто ходит, не смотря под ноги? О, у Алистера были ответы. Повелители скал, те, кто никогда не склоняют головы, вот кто. Промолчал, конечно, только присмотрелся к тому, кто, не стесняясь в выражениях, отчитывал его, как нерадивого слугу. Лук, стрелы, нож на поясе. И пустые руки. Алистер хмыкнул.
- А ты - мазила.
В другой раз ему стало бы стыдно за это, но это чувство напрочь заглушалось пульсирующей болью в зажатой капканом ноге. И если до того казалось, что с болью он почти свыкся, то манипуляции, которые проделывал теперь с капканом незнакомец, опять потревожили ногу. Фельсенберг едва не взвыл, когда тот, уже заканчивая возиться с веревкой, немного повернул капкан, но вовремя закусил губу, не давая совершенно неподобающему крику вырваться.  А уже через несколько секунд почувствовал, как стальной замок разомкнул хватку, а нога тут же начала отекать. Кто бы мог подумать, что без капкана, вцепившегося в ногу, будет больнее, чем с ним.
Воспользовавшись тем, что его освободитель отошел, чтобы набрать коры и мха, Алистер стер с глаз навернувшиеся слезы, а с губы - кровь. Не хватало еще демонстрировать свою слабость первому встречному. Хватало и того, что он, пока незнакомец пытался наложить на ногу самодельный компресс, время от времени сжимал от боли зубы и непроизвольно вдыхал со свистом воздух. Тому, впрочем, хватило такта держать при себе ехидные комментарии, которых, как казалось Алистеру, не возникнуть у него попросту не могло. Потому что, где "деревенщина" и "дурак", там ведь и до "слабака" недалеко, а этого стерпеть было бы невозможно.
Холод лишь немного облегчил боль. Алистер как раз пытался прикинуть, сможет ли самостоятельно дойти до дома или вынужден будет просить незнакомца привести помощь, когда тот, кажется, даже не сомневаясь, протянул руку. Фельсенберг тоже не колебался: принимать помощь проще, чем просить о ней. Ухватившись, он поднялся на ноги, и тут же зашипел от боли, перенеся весь вес только на одну, здоровую.
- Тайрон Эймсбери, - чужое аллионское имя песком скрипело на зубах, так и не став за четыре года привычным. - барон Элмдон. Это мои земли.
Алистер насупился, вчем своим видом давая понять, что эту истину считает неоспоримой. Граница, неверная и очень условная линия разделяющая два королевства, лежала где-то здесь, хотя никогда нельзя было быть уверенным наверняка, к чьим владениям относится один холм или другой, но речь ведь не о том. Его земли. Будь это Элмдон или уже Ардон, - это его земли. И здешний герцог должен был бы принести ему присягу еще несколько лет назад. Но не принес, ударил в спину, даже ничего не сделав, предал.
Фельсенберг сглотнул слюну и покосился на капкан, о котором рассказывал незнакомец. В самом деле, будь там зубцы... Без зубцов, впрочем, примерно то же самое. Не освободи его этот человек, ночь бы он вряд ли пережил: волки к холодам становились все более голодными, и их вой по ночам был слышен из окон замка. Алистер заставил себя проглотить все неуместные обиды и серьезно посмотрел охотнику в глаза.
- Спасибо. Ты спас мне жизнь, и я этого не забуду, - в том, что память его не подведет, он был уверен, а вот в том, что это хоть что-нибудь да значит для этого человека - не совсем: по одежде было видно, что перед ним не простой крестьянин, который будет рад лишнему золотому, а по речи и выправке - что не охотник или солдат из пограничных отрядов. Дворянин, а что для дворянина, хоть аллионского, хоть ардонского, значила благодарность какого-то там барона? Но свое слово Алистер ценил. - Ты с западных склонов или с восточных?
Некоторое время он молчал, сосредоточившись на том, чтобы беречь ногу. При каждом неосторожном шаге нога отзывалась резкой болью, и это заставляло усомниться в предсказанном случайным знакомым выздоровлении к вечеру. Ходить, конечно, сможет, но хромать будет еще несколько дней. И все же. Он мог бы быть уже мертв к завтрашнему утру. Фельсенберг думал о том, как должен благодарить своего спасителя. Само собой, как-нибудь по-королевски  даже несмотря на то, что раскрыть свое имя не было ни малейшей возможности. Проблема однако заключалась в том, что наградить так, как награждал верных вассалов отец, он не мог, а так, как награждала мать - щедрыми обещаниями - не хотел. Все это было очень неловко, и пауза, пожалуй, затягивалась, а тишина - или это только казалось - становилась гнетущей. Чтобы хоть как-то нарушить молчание и неутешительный ход собственных мыслей, Алистер отчаянно подбирал подобающую светской беседе тему, а потом махнул рукой и просто сказал о том, что вертелось на языке.
- Я был там, - он неопределенно махнул головой в сторону, где, скрытая сейчас кроной леса, возвышалась скала, казавшаяся со стороны неприступной. Но она вовсе не была неприступной, просто люди не умели искать пути. - На Юнгфрау. Говорят, тот, кто туда заберется, сможет увидеть с вершины весь Ардон.
Алистер презрительно скривился. Даже на плохую погоду не свалишь - небо с утра ясное. Но единственное, что он увидел - это лес, новые горные вершины, излучину реки и большой замок невдалеке. Наверно, пора было уже прекращать верить в сказки.
- Врут.

Незнакомец и в самом деле не посчитал долг спасенного им человека чем-то достаточно ценным, и отмахнулся от него, как от безделицы. Так, как будто это он мог решать, принять или не принять то, что ему вручали. Он всего лишь сделал то, что должен был. Да, вне всяких сомнений, именно так. Алистер серьезно кивнул, не отводя взгляд.
- И я.
То, что до сумерек добраться домой не выйдет, стало понятно сразу. Поврежденная нога в лубке стала еще и неповоротливой, так что Алистеру только и оставалось, что хромать, опираясь на поданную руку и чувствуя себя при этом довольно глупо. И угораздило же спуститься в тот овраг... Не первый год он жил в этих богом забытых местах и прекрасно знал, чем чревато сокращать путь по незнакомой звериной тропе, да еще и на ночь глядя, но зачем-то пошел, и теперь был зол на себя за это куда больше, чем на того, кто додумался расставить здесь свои капканы. А еще на гору. Она отняла слишком много времени, если бы он справился быстрее... Но если бы все было так просто, то было бы совершенно неинтересно, и, конечно, кто бы тогда назвал Юнгфрау неприступной? Алистер посмотрел на своего спасителя, испытывая жгучее желание сказать, что его вознесли туда сильфы, но тот, кажется, не издевался, а спрашивал вполне серьезно. Он пожал плечами.
- На любую вершину есть дорога, просто не всегда ее видно. Если хочешь, я покажу тебе тропу. Там есть пещеры, - тот, кто давал Деве имя, совершенно точно знал, о чем говорил. - Мокрые и узкие, но пролезть можно. Зато смотри, - Алистер развязал поясную сумку, вытащил небольшую гранатовую друзу и отдал ее незнакомцу. - Их там много.
В пещерах, конечно, было еще и темно, разглядеть камни не было ни малейшей возможности, но Фельсенберг расцарапал об эти друзы спину и плечи, так что нисколько не сомневался в том, о чем говорит. Отбить, правда, получилось лишь эту небольшую, но лишь потому что из инструментов при нем был лишь тот теперь почивший охотничий нож. Если вернуться сюда с инструментами, можно было бы не разбогатеть, конечно, но к рождеству преподнести королеве отличные серьги или, может, хотя бы подвески - найти бы только ювелира. Он опять замолчал надолго, погрузившись в мысли о матери и о том, что она, вероятн, всю ночь не найдет себе места от беспокойства.
Темнело в горах стремительно, лагерь оказался не так уж и близко, а богатое воображение, на которое ссылался незнакомец, быть может, и вовсе не было воображением. Алистер тоже чувствовал присутствие чего-то, вот только не мог сказать, чего именно, как ни пытался понять. Что-то было рядом, что-то наблюдало за каждым их шагом из-за деревьев, и вряд ли это были ночные птицы. Лай собак, человеческие голоса, огонь, горячая и неимоверно острая каша, которая все равно казалась после дня на яблоках почти такой же вкусной, как праздничные обеды в детстве, позволяли забыть об этом странном ощущении, но не прогоняли его, и стоило отвлечься от всего этого, как пристальный взгляд чувствовался снова. Обернувшись в очередной раз - скорее инстинктивно, чем рассчитывая понять, он так ничего и не увидел,  зато наконец услышал то, чего заждался - имя того, кто его спас и титул. Что же, с титулом и именем не поспоришь, а если не спорить с ними, то не отрицать и все остальное. Земли Аренбергов. Земли Ардона. Чьи земли?
- Возможно, - Фельсенберг пожал плечами и улыбнулся, а Тайрон Эймсбери без труда признал, - я ошибся. Значит, Юнгфрау твоя? Приношу свои извинения за то, что влез на нее первый. Но теперь я точно должен показать тебе тропу.
В нехитрых солдатских шутках, разговорах о горах, грядущей зиме и заверениях о том, что леди мать, само собой будет рада принять у себя завтра гостей, прошел вечер. А ночью Алистер проснулся от холода. Конечно, ждать теплых ночей в горах даже в самом начале осени было бы верхом наивности, поэтому он завернулся в плащ поплотнее и расположился ближе к костру, который должен был поддерживать один из сопровождающих герцога. Но угли теперь почти остыли, и ни одного, ни второго не было рядом. Фельсенберг поежился, стащил с ноги, боль в которой почти ушла - или он просто перестал чувствовать ее из-за холода - лубок, протер глаза и попытался понять, что во всей этой картине не нравится ему больше всего. Ушло на это, наверно, не меньше пары минут, но когда он наконец понял, подскочил, как ужаленный, и бросился расталкивать спящего герцога.
- Оружие, - собраться с мыслями, чтобы нормально объяснить, что к чему, теперь уже по-настоящему напуганный Алистер не мог. - Они оставили оружие. Твои люди, смотри. И собаки. Куда могли подеваться псы?
Он ткнул пальцем в сторону, где, поодаль от костра были воткнуты в землю два меча, грудой лежали кинжалы, колчаны со стрелами и луки, и даже, кажется, пистолеты, хотя разглядеть наверняка в темноте было непросто. Как будто кто-то вооружился по полной, но вдруг передумал и, сбросив с себя все, что могло стать хоть малейшей защитой, направился в лес. У Фельсенберга зуб на зуб не попадал, и, пытаясь убедить хотя бы себя, что это от холода, он плотнее запахивал плащ и растирал окоченевшие пальцы. В отличие от крови, которая как будто едва слушалась ударов сердца, мысли метались в голове ураганом. Оставаться здесь было опасно, но разве не опаснее - идти куда-то? Что бы ни увело этих двоих, это было колдовство. То, которого его приучили бояться в детстве, то, с которым он успел свыкнуться за четыре года в Аллионе. То, которое вело к старым богам. Страх и любопытство создавали месиво совершенно неудобоваримое, не хуже той вечерней каши, и ночной холод не слишком-то остужал горячую голову.
- Мы должны пойти за ними.
Он наконец-то смог взять себя в руки и огляделся в поисках факелов. И еще ему нужен был нож взамен сломанного. Алистер подошел к груде оружия и начал рассматривать те, что лежали там. Мысль о том, что брать чужое будет не слишком правильно, в его голову как-то не пришла: в Элмдоне, как и в Айнрехте когда-то, никто не посмел бы указать на подобное сыну Карла Фельсенберга. Выбор был невелик, но один из кинжалов, с самым длинным и широким лезвием, наконец оказался у него за поясом.   Пополнив колчан чужими стрелами, он закинул на плечо лук. Стрелять в темноте казалось не слишком хорошей идеей, но волчий вой вспоминался слишком уж ясно.
- Можем еще найти их живыми. Если поторопимся.

Умереть ему не хотелось. Очень не хотелось. Фельсенберг мотнул головой, отвечая одновременно и про это, и про ногу. Раймар, похоже, совершенно не понимал, что именно поэтому, потому что совершенно не хочет умирать, он и зовет уходить. Темень впереди была ничем не хуже темени здесь. Но, может, там хотя бы не было этого взгляда, который упорно продолжал пялиться на них из-за деревьев. Нет, это не было бегством, бежать он тоже не хотел. Просто всегда считал нападение лучшей из возможных стратегий защиты. Только овцы стоят на месте и блеют, когда их начинают окружать волки. Алистеру было страшно, но страх этот подстегивал, не давая вновь развести костер и ждать утра.
К тому времени, как он вооружился, Вангенхайм наконец решился, но вместо того, чтобы просто согласиться и двинуться вперед, решил оговорить, что он здесь главный. Алистер машинально сомкнул пальцы на протянутом ему факеле, перевел удивленный взгляд с него на Раймара. Беспрекословное послушание - и этого какой-то герцогский сын требовал от пусть и не коронованного, но ведь все равно короля Ардона! Идея была оскорбительной. Но при этом разве не была она интересной? Едва ли когда-нибудь еще ему выпадет следовать чьим-то приказам. Фельсенберг помолчал, покрутил мысль, рассматривая ее под разными углами и наконец снисходительно кивнул.
- Сегодня я буду следовать твоим приказам, Раймар.
Лук он, конечно, не оставил, но и меч взять не отказался. Вангенхайм шел быстро, и через некоторое время Алистер опять начал чувствовать ногу, хотя, конечно, и не думал заикнуться об этом. Терять минуты на отдых, когда следы еще так свежи, очень глупо. А они были свежи и отчетливы. Настолько, что он отчего-то вспомнил, что дождей, кажется, не было уже пару недель, и земля должна была быть сухой, а то и подмороженной, судя по тому, как было холодно ночью. Следы никуда не исчезли и тогда, когда они сошли с тропы и начали продираться сквозь кусты. Следы в кустах? В самом деле? Но они были видны и не вызывали сомнений. И голоса их тоже не вызвали, во всяком случае, не сразу. Они успокаивали. Они уверяли, что все опасности позади, и надо только идти вперед. Они были очень убедительны, эти голоса, хотя ни единого слова, если так подумать, разобрать было невозможно. Но Алистер не думал, поддаваясь их тихой обволакивающей магии. Хорошо, что не надо было искать тропу, хорошо, что он шел навстречу тем, кто ждал его впереди, и шел не один, а след в след. Он уже не помнил, для чего вышел из лагеря, едва ли помнил, чья спина маячит перед ним, но, кажется, он обещал подчиняться приказам, так что в самом деле хорошо, что им было по пути, и обещания не надо было нарушать. Потом они изменились, стали тревожнее, и куда как более знакомыми. И картины, которые должны были этими голосами сопровождаться, сами собой вставали перед внутренним взором. Но все равно они шли и шли вперед, не останавливаясь, не отвлекаясь, лишь, быть может, слегка ускоряя шаг, но недостаточно ускоряя, когда где-то там их ждали.
В спину идущего впереди он врезался совершенно неожиданно, когда Раймар вдруг затормозил и крикнул что-то небу. И в первое мгновение был уверен, что убьет нового знакомого на месте, за остановку и еще потому что из-за этого его крика голоса смолкли, оставив их один на один с холодным темным лесом. Где-то очень далеко от тропы. Но лишь в первое мгновение, потому что в следующее Алистер понял, что и почему кричал его спутник. Не настоящее. Мороки и тени - вот и все, что есть в этом лесу. Раймар понял - только это не принесло ему пользы. Алистер поднял было руку, чтобы остановить герцогского сына, но тот уже пошел дальше. А впрочем, не все ли равно, куда именно двигаться теперь? К реке так к реке. Тем более, у реки их, вероятно, очень хотели видеть. Вряд ли для того, чтобы торжественно поприветствовать, и все же избегать подобных настойчивых приглашений было даже как-то невежливо.
Вышли довольно быстро, и будущий герцог сбросил мешок, как будто и в самом деле решил устроить привал прямо здесь и сейчас. Алистер только плотнее запахнул плащ, глядя, как тот рассматривает следы, как будто специально оставленные именно там, где он сел отдохнуть.
- В правильном? - он не хотел спорить, ему, в общем, и до пропавших людей особенно дела-то не было, хотя и жаль. Он просто хотел идти вперед и увидеть того, кому не терпелось увидеть их. - Когда мы шли на голоса, это тоже казалось очень правильным. Они были как настоящие, правда?
Алистер подошел к берегу и присел рядом с новым знакомым, тоже теперь присматриваясь к следу. Пальцем тронул, и убедился, что смазать его совершенно невозможно. Настоящий. Совсем как.
- Что ты услышал, когда понял, что это подделка?
Раймар был рад, а он сам почему-то ничего подобного не испытывал. Конечно, это не его люди пропали в лесу, но ведь кажется, они были так близки к цели, так что и место для радости, кажется, должно было быть. Кажется, - это слово как будто преследовало их сегодня. Вместо радости - лишь лихорадочное желание не останавливаться, идти вперед, уже не к раскрытию тайны, не на зов, а для того, чтобы до крайности сжав пружину собственного страха, наконец спустить ее и посмотреть, что будет. А дорога к вершине Юнгфрау... Сейчас, наверно, было не самое лучшее время говорить о ней, но Фельсенберг посмотрел на своего спутника и кивнул.
- Хорошо. Ты же ходил к подножию? Помнишь, слева от тропы валун, как птица с раскрытыми крыльями? Я свернул у него и подошел к Деве с другой стороны, там, где заросли дикого винограда. Кажется, что они укрывают сплошной камень, но это не так. Там есть небольшая расщелина. Узкая, но сможешь протиснуться, только оставь у подножия оружие, плащ, дублет, и рубашку надевай ту, которую не жалко. Дальше пещера, там, - он хотел сказать, что там безумно красиво, но понял, как глупо это должно звучать со стороны, - темно, двигаться придется вслепую. И там гранаты. Целые россыпи под ногами, а на стенах, - он кивнул на сумку Раймара, напоминая про камень, который недавно ему отдал. - Я сколол один, но их там и правда много, твой отец мог бы хорошо заработать на них. Правда, если начать добычу, Юнгфрау, наверно, погибнет.
Фельсенберг пожал плечами: обида на Деву, не показавшую ему всего королевства от края до края, как обещали слухи, была откровенно глупой, и скалу было немного жаль, но от того, что герцог Аренберг решит разрушить один из утесов, мало что изменится. Горы, хотели они того или нет, служили теперь человеку так же, как служили волны, ветер и огонь. А еще ждали, когда докучливые букашки исчезнут с лица земли, иногда забирали себе тех, кто зазевался. Алистер легко прошел по берегу туда и обратно, опустив ближе к земле факел, но других следов, кроме тех, который обнаружил новый знакомый, так и не увидел. Или люди Раймара отрастили себе крылья и прилетели сюда на них, или - на этом мысль его останавливалась. Подошел к воде, задумчиво вгляделся, пытаясь высмотреть во тьме противоположный берег, и прислушался к грохоту горного потока, напитавшегося после лета водой.
- Когда пройдешь через пещеры - выберешься на скалу, и дальше по камням - до вершины долго, но совсем не трудно. Раймар, послушай, здесь нельзя идти вброд, и след оставил не твой человек. То есть, я думаю, вообще не человек, а может, и следа здесь никакого нет. Мы должны пойти вниз  по течению, или нет, лучше вверх...
Он замолчал, обернувшись на ухнувшую и взлетевшую с ветки прямо над головой птицу - звук в тишине, заглушаемой лишь шумом реки, показался неестественно громким - и тут же, ухватив будущего герцога за грудки, вместе с ним отшатнулся оттуда, куда через секунду рухнула сама ветка, весьма, надо сказать внушительная. Несколько мгновений, раскрыв рот, смотрел на нее, а потом коротко рассмеялся. Это всё даже не пыталось стать похожим на совпадения. Нет, кто-то решил устроить интересную игру.
- Значит, и в самом деле вверх, да?, - со смехом выкрикнул он куда-то вдаль, и едва уклонившись от чуть не влетевшего в лицо нетопыря, а потом опять развернулся к Вангенхайму. - И, наверно, самое время начинать молиться. Ты веришь в молитвы, Раймар?

Слова Раймара были как осколки разбитого витража: части одной картины, которые Алистер никак не мог сложить в единое целое. Равнодушие? Разве он равнодушен? Но эта вершина не была сложной, Юнгфрау поддалась ему так охотно, как будто только и ждала, когда же кто-нибудь наконец сможет разгадать ее. И проверять лаз не было никакой необходимости: он знал, что так или иначе выберется наружу, так же как знал, что спину ему царапает не известняк, а драгоценные камни. А уж назвать его вассалом какого-то герцога... Фельсенберг осадил себя, напомнив, что он чертов Тайрон Эймсбери. Тайрон Эймсбери, который должен был быть рад, что его приняли за провинциального ардонского графа. И все равно части не складывались в единое целое. И хуже всего укладывалась в него это "спасибо". Раймару не за что было благодарить, и тем более, не за что было просить прощения, но Алистер опять не стал спорить, просто кивнул, потому что знал, что тот ждет чего-то подобного.
- А я слышал отца, - зачем-то сказал он, хотя Раймар и не думал спрашивать его об этом. - И ублюдка, который убил его. Но все равно не понял. А ты смог.
Алистер с интересом присмотрелся к новому знакомому. С богом тот явно был не в самых лучших отношениях, и это казалось довольно странным для того, у кого, в общем, жизнь шла не так уж и плохо. Безопасный замок на окраине страны, горы, россыпи драгоценных камней под рукой, которые тот даже не считает нужным трогать. Интересно, думал ли Вангенхайм, что во всем этом - лишь его заслуга, ну или хотя бы его отца? Похоже на то, иначе ему бы следовало возносить хотя бы благодарственные молитвы время от времени. Впрочем, молиться по-настоящему Фельсенберг тоже не умел. Пробовал когда-то. Умолял Единого и всех его святых покарать узурпатора. Потом со страхом, к которому примешивалось странное любопытство, как всегда бывает, когда впервые пробуешь запретное, просил о том же Четверых - всех вместе и каждого по отдельности. Эти молитвы всегда отдавались эхом: вокруг было пусто, и некому было их услышать. И все же. Он усмехнулся.
- А мне нравятся молитвы. Особенно те, которые ничего не значат, которые твой духовник с самого детства заставляет заучить наизусть. Или вот Четвертной заговор? Ты знаешь его, правда? "Пусть Четыре Скалы защитят от чужих стрел, сколько бы их ни было. Пусть четыре ветра..." Если повторять, и повторять, и повторять, он упорядочивает мысли. 
Наверно, Четверым не слишком нравился такой подход. Четыре ветра и четыре волны, которые Алистер не успел упомянуть, вдруг решили объединить усилия, но не против туч и проклятий, как им было положено, а против двоих людей. Не слишком ли много им чести?
Нет, это была игра. Но, когда Алистеру начинало казаться, что он наконец понял правила, они менялись стремительно, и кто мог бы с уверенностью сказать, как на этот раз выпали кости? Иллюзия? Или нет. Раймар побежал, и он, задержавшись на минуту, побежал тоже, хотя принял бы этот вызов и шагнул бы навстречу урагану. Но, кажется, он давал слово подчиняться приказам, а это значило бежать.
Убегать от стихии... Интересно, верил ли Вангенхайм, что это возможно или понадеялся на удачу. Как бы то ни было, оказался прав, и шум за спиной, который в какой-то момент перестал быть шумом ветра и волн, а превратился во что-то совсем уж невообразимое, все время оставался совсем близко, и все же недостаточно близко. Насмешка, всего лишь насмешка, но попробуй остановись - и не станет ли они правдой? Сколько они так бежали, Алистер не представлял, давно потеряв понимание того, где они находятся, и почему не просто живы до сих пор, а даже не подпалили своими факелами ни одного куста. Он уперся ладонями в колени, когда, наконец, остановились, и, к своему стыду, не мог даже слова сказать, пока не отдышался.
- Я думаю... - новый знакомый как будто и не гнал только что со всех ног по лесу, или может он и сам был таким же ненастоящим, как и весь этот балаган? Фельсенберг махнул рукой, не без труда перевел дыхание и осмотрелся. - Думаю... Где-то здесь.
Что именно "здесь", он объяснять не стал, считая и без того понятным, что речь идет о пещере, что именно о ней, а точнее, о том, как в нее проникнуть, и спрашивал Раймар. Это было совсем непросто, куда сложнее, чем с Юнгфрау. Алистер прошел немного вперед, вдоль нагромождения камней, а затем вернулся. Он чувствовал, что гора - вовсе не то, чем кажется, но камни не были дорожным указателем, чтобы направить их прямо туда, куда им было нужно. Прикрыл глаза и оперся на один из валунов, прислушиваясь к нему. И ничего не понял. Нет, он и раньше встречал те, которые как будто совсем были лишены голоса, но этот... Этот не молчал, но его история была такой невероятно древней, что Фельсенберг не понимал и половины. Он отдернул руку не со страхом, но с уважением, и больше не пытался изобразить панибратства. Теперь слушал на расстоянии, пытаясь лишний раз не пошевелиться, и бросая неодобрительные взгляды на сопящего вовсю Вангенхайма. Наконец облегченно выдохнул и уверенно направился туда, где чуть поодаль виднелся небольшой овраг, надеясь, что новый знакомый последует за ним. В овраге обнаружилась расщелина, которая дышала влагой и тьмой. Недолго думая, Алистер сунул в расщелину руку с факелом, и заглянул туда, чтобы минутой позже уже протиснуться в пещеру. Совсем не такую, какой встречала Юнгфрау.
- Думаю, - пещерный зал отозвался гулким эхом, и даже в полной тьме, из которых свет от факелов выхватывал только их двоих, было понятно, что по размеру он не уступает тронному залу королевского замка в Айнрехте, - мы пришли.

Лезть без подготовки в пещеру очень глупо. Ничем не лучше, чем без подготовки ходить по ночному лесу в поисках двоих вооруженных воинов и еще двух псов. Это может закончится плохо. Строго говоря, это и должно закончится плохо, и Алистер очень удивился бы, если бы вся их затея закончилась полным успехом и радостным воссоединением Раймара с его людьми где-нибудь в соседней рощице, куда они просто отлучились для того, чтобы набрать грибов. На сдвинувшийся камень он даже не посмотрел. Нет, не потому что каждый день видел двигающиеся валуны, а потому что во-первых, на него уже смотрел Раймар, а во-вторых, если кто-то закрывает за тобой дверь, он ведь достаточно ясно дает понять, что смотри-не смотри, а выпускать из гостеприимного дома тебя пока что не собираются. Тем более странно прозвучал его вопрос. Алистер пожал плечами, не понимая, какие могут быть другие ответы. Плакать? Лечь и умереть? Ломиться сквозь толщу горы?
- Идти, - эхо подхватило слово и повторило его, искажая и перекручивая так странно, что в конце получилось что-то больно похожее на угрозу, но он все еще был слишком в своем уме, чтобы спорить с эхом. - Идти, пока горят факелы. А потом идти дальше. В конце концов, - добавил он, немного подумав, - кому было бы нужно так долго и запутано водить нас просто для того, чтобы убить?
Да уж, просто убивать их после такого начала было совершенно бессмысленно. Но это не отменяло того, что кто-нибудь мог хотеть убить их сложно.
В Ардоне всю магию списывали на злокозненных демонов и продавшихся к ним в услужение ведьм и колдунов. Но людей в округе, кажется не было, а в то, что кто-то из Четверых неожиданно проявил интерес к их жизням, Алистер не очень-то верил. Он попытался вспомнить то, что рассказывали о разных духах и тварях в деревнях неподалеку от Элмдона, но, хоть убей, не мог припомнить ничего толкового. Разве что сказки о всяких феях, которые любили иногда подшутить над смертными. И в этих сказках их расположение всегда удавалось завоевать, если у героя было храброе сердце, чистые помыслы или что-нибудь еще, что приходилось им по душе. Фельсенберг точно не был уверен, обладают ли они вдвоем всеми нужными качествами, но сдаться прямо сейчас было бы неуважением к хозяевам, к их играм, да и просто скучно. Вероятно, к тому же мнению пришел и Вангенхайм, потому что наконец решился и пошел вперед, на ходу выдавая какой-то очень мудрый совет, который Алистер так и не смог расслышать, то ли из-за зашкаливающего уровня его занудности, то ли из-за того, что тот вдруг рванул вперед, оглашая зал четвертным заговором.
Нет, заговор был отдельно от давно пропавшего во тьме пещеры Раймара. Заговор звучал в голове чужим голосом - неизвестным голосом - изгоняя все другие мысли. Алистера окатило ледяной волной страха и рожденной страхом радости от того, что нечто, что так ждало их в гости, не стало томить бесконечным ожиданием и бесцельным блужданием внутри горы, где, по правде говоря, они оба вполне могли бы закончить свои недолгие жизни весьма бесславно и мучительно.
Хотя было преждевременно говорить о том, что от этой возможности они теперь были избавлены. Он обернулся вокруг себя, светя факелом, но все, что смог увидеть - все те же, отдергивающие в последний момент от него руки тени. Какая из них ухватила за плечи, Алистер, конечно не понял. Попытался вывернуться, но невидимые руки держали цепко, и слова, заложившие уши, звучали как будто бесконечно долго, продолжаясь даже тогда, когда давно должны были заглохнуть. А потом был удар в спину, и он упал на пол пещеры, усыпанный каменной крошкой, упал, машинально выставив перед собой руки и, конечно, роняя факел. Огонь дрогнул, но не погас, лишь выхватил из окружающих теней одну, которая была больше и человечнее других, так и оставшихся неоформленными зародышами ночных кошмаров.
- Пусть Четыре Скалы, - подсказал Фельсенберг замолкнувшему голосу, который не тянул за собой длинный хвост пещерного эха, потому что оставлять заговор неоконченным - очень дурной знак, - защитят от чужих стрел, сколько бы их ни было.
Он быстро поднялся на ноги, отряхнул саднящие расцарапанные ладони и шагнул в сторону, чтобы подобрать факел. "Бейся или беги" - выбор однозначный и подкупающий своей простотой. Выбор, который не оставлял места для споров и требовал бездумно подчиниться, но Алистер, у которого с подчинением всегда не слишком-то складывалось, точно помнил, что обещал сегодня идти за Вангенхаймом, а не слушаться сгусток тумана, пытающийся выглядеть похожим на человека. И выбирать он не хотел, тем более, что выбор казался априори обреченным: бегать ему надоело еще три года назад, а сражения - это, конечно, достойно, но только тогда, когда пытаешься поразить врага, а не его тень - или, может быть, тень собственного страха. Второму, говорят, надо заглядывать в лицо.
- Раймар? - позвал Алистер и одновременно ткнул факелом в темному, надеясь различить хоть что-нибудь, что даст ему подсказку, а когда так и не смог, обратился уже к тому, кто считал здесь себя хозяином, и хозяином, надо сказать, был на редкость негостеприимным. - Кто ты, и зачем привел сюда?

Выбирать? Из чего? Выбор был невелик, и Алистер, как он убедился буквально мгновение спустя, когда на месте черной тени вдруг оказался Раймар, сделал самый правильный. Если какое-то пещерное привидение и правда думало, что оно может здесь указывать, то оно явно...
Чёрт!
Вангенхайма подняло в воздух так быстро, что никто из них не успел и глазом моргнуть, что уж говорить о том, чтобы отреагировать. А потом уронило - но не совсем. Нет, что бы это ни было, оно не хотело их смерти, Алистер все еще был уверен в этом, но кому объяснять - герцогскому сыну, который, казалось, чувствовал себя препаршиво? Или неясной фигуре, сформировавшей себе из тьмы похожее на человеческое тело, но и отдаленно не напоминавшей человека? Он мотнул головой - все это казалось каким-то бредом, но не поверить было невозможно. Слишком уж он и сам ожидал чего-то подобного. Ожидал - и все равно каждое новое мгновение отдавалось удивлением и непониманием. И беспомощностью, той же, с какой он смотрел на подвешенного под сводом пещеры Раймара.
А тот неожиданно оказался сильнее. Алистер так и не понял, каким образом ему удалось вырваться, но он сделал это. Стоило Вангенхайму оказаться внизу, он оказался рядом и подал руку, помогая подняться, чувствуя, что должен как-то искупить свое бездействие. В конце концов, то, что доставалось именно его новому знакомому, было как-то несправедливо: это ведь не он полез в пещеру, не он заставил оставить более или менее безопасный лагерь и двинуться на поиски непонятно чего. Не он так стремился на встречу с этим... этим... Чем бы ни было это порождение бездны, оно хотело быть человеком: хотело боя, хотело обращенных к нему слов, а может и мольбы, хотело... Веселья?
Фельсенберг знал, что такое веселье. Пусть в последние годы веселья в его жизни было слишком мало, но память не подводила: он помнил турниры и пиры, которые устраивал его отец, помнил народные гуляния и праздники, которые устраивала себе высшая знать. Помнил охоты, которые так любил Карл, и которые для него превращали в многодневные действа. То чувство, которое сейчас переполняло его голову, не было весельем. Оно было ненавистью. Совсем не такой ненавистью, которую он испытывал к узурпатору и герцогам-предателям. Эта была острой и горячей, эта не могла ждать и требовала мести здесь и сейчас. Кому? Несложно ответить, когда выбора - опять - нет.
- Предатель, - процедил он сквозь зубы, отступая от Раймара на два шага и доставая из-за пояса нож. Не меч, о нет, этого было мало, он хотел почувствовать кровь мерзавца на своих руках.  - "Тайрон оглянись! Тайрон, бежим!" Ты с самого начала вел меня сюда, верно? Ты служишь ему!
Все стало вдруг на удивление ясно. Сын Аренберга шел по стопам отца. Они служили разным хозяевам, но добивались одного: лишить мир крови Повелителя Скал. Или все это было одним большим заговором? Фельсенберг чувствовал, что стоит на пороге прозрения, но даже решение этой загадки теперь не казалось ему таким важным. Мысль о том, чтобы уничтожить предателя на месте полностью завладела его сознанием, и с воинственным криком он бросился вперед, собираясь вогнать кинжал между ребер Раймара.

Алистер поднял руку, останавливая порыв Раймара. Распоротое плечо казалось не такой уж значительной проблемой в сравнении с непонятной тварью, которая хотела от них... Чего? Она говорила, веселья. Наверно, понятие о том, что весело, а что нет, у тварей должно весьма отличаться от человеческого. Алистер не был сильно удивлен, что их с Раймаром хотят стравить любыми методами. Именно этого он, в общем, и ждал. Намного более неожиданным стало то, как быстро тварь распрощалась со своими намерениями тогда, когда он уже думал, как продать свою жизнь подороже, и отнюдь не в бою, на победу в котором у него все равно не было шансов. А если бы были... Он не знал, вызвался бы он драться с тенью или нет, а Вангенхайм, кажется, ничуть не сомневался, тут же объявив его своим другом. Алистер остановил на нем вопросительный взгляд. У него и в самом деле было немного врагов, но друзей, пожалуй, еще меньше. По правде говоря, он не мог припомнить ни одного человека, который за все годы, прошедшие с момента их с матерью бегства, назвался бы его другом, а не другом короны или верным подданным. Что же до тех, кто был раньше, Фельсенберг лишь выразительно хмыкнул, услышав о том, что друзей не предают, от сына Аренберга, который, не слишком-то терзаясь угрызениями совести, принял новую присягу, как только старая стала неудобной.
Как бы то ни было, имя Повелителя заставило тварь отступить, оставив Алистера гадать, кого из его слуг им двоим случилось потревожить, а временная слепота даже испугать толком не успела, моментально уступив место пробивающемуся сквозь разломы в своде пещеры свету и неподъемному грузу боли и усталости. Опираясь на стену, он медленно опустился на каменный пол и зажал рану на плече рукой.
- Солнце взошло, - проговорил негромко, с трудом пытаясь побороть наваливающийся сон и кивнул куда-то в уходящий вдаль темный проем. - Там есть выход. Я чувствую... чувствую ветер.
Как бы ни хотелось отсидеться здесь хоть несколько часов, вместо того, чтобы возвращаться в замок, Алистер понимал, что должен идти. Поднялся на ноги, прошелся по камням и четверо знают чьим бренным останкам, хрустящим под подошвами сапог. Невольно задумался о том, сейчас ли их пытаются обмануть, показывая лишь небольшой грот вместо того величественного пещерного зала, который они видели раньше, или обманули тогда, но не смог найти ответа. Сундук наконец тоже привлек его внимание. Он вытащил небольшой бурдюк, такой, в котором обычно носил воду, и который, кажется, оставил где-то на их ночной стоянке, усмехнулся, вытащил пробку и сделал несколько жадных глотков.
- Вино. Как раз то что нужно, - Алистер протянул Раймару бурдюк, который успел уже заполниться на треть, и продолжал наполняться. С минуту молчал, но наконец, подбодренный терпким  исладким напитком, который тут же ударил в голову, заговорил опять. - Несколько часов назад ты меня знать не знал. Да и теперь не знаешь. Почему ты не сразился с... этим? Если бы оно не передумало, ты оставил бы Аренберг без наследника.

Отредактировано Alister Felsenberg (2018-12-17 18:42:17)

Алистер вновь закупорил бурдюк пробкой. Вот так, значит, тот, кто еще минуту назад кричал твари про дружбу, теперь отказывал в таком простом жесте доверия. Это ведь лишнее. Он открыл было рот, чтобы напомнить, что в условии, которые поставила тварь, не было ни слова о победе - лишь о сражении. И тут же захлопнул его. Новый знакомый в ответ на простой вопрос заговорил как по писаному, отчитывая Алистера от всей души. Сегодня определенно был день открытий. Кажется, до сих пор никто не позволял себе так выразительно нанизывать эпитеты, говоря о качествах характера его высочества, и хотя эти были большей частью скорее одобрительными, он невольно ждал, когда же Вангенхайм сорвется на нормальные оскорбления. Ведь он хотел сказать именно это, ну хоть идиотом назвать,  а не что-то ну совершенно уж беззубое, вроде "безответственного". Точно хотел, но так и не сказал. Фельсенберг неодобрительно покачал головой: все эти вежливые обороты хороши во дворцах, а не в пещере, где оба могли бы через много лет хрустеть под сапогами новых гостей. Кому-нибудь неравнодушному обязательно следовало бы научить лорда Аренберга пить и проклинать на чем свет стоит, раз этого вовремя не сделал герцог. И, как будто подслушав мысли, именно о фамильной чести вдруг вспомнил Раймар, приправив сверху ненавистными словами о побеге. Это был шаг через какую-то незримую границу, которая до сих пор не позволяла прошлому прорваться в настоящее. Граница не выдержала напора и треснула, давая волю настоящему обвалу самых разных чувств. Алистер хотел рассмеяться ему в лицо, или плюнуть в него, или просто ударить, или, может, не просто - они ведь все еще были вооружены, так что он запросто мог вызвать зарвавшегося Аренберга на линию. И то, что вариантов было слишком много, было спасением, потому что, так и не выбрав один, он просто почти равнодушно пожал плечами и проговорил:
- Быть герцогом при короле - остаться герцогом при его убийце. Вангенхаймы не предают. Просто обстоятельства меняются. Благодарю за спасение из капкана и не пойти ли тебе в бездну вместе со своей честью и занудством, Раймар Вангенхайм, лорд Аренберг.
Он отвесил чрезвычайно вежливый поклон и, развернувшись, направился туда, где должен был находиться выход из пещеры. Оставлять герцогского сына одного в этом месте было, конечно, так себе идеей, но злость на его заносчивость, на чертовы капканы, расставленные где придется, на Юнгфрау с ее пещерами, на слишком много мнящих о себе тенях переполняла его и не позволяла думать больше ни о чем. В конце концов, вчерашний день закончился, а вместе с ним - и срок обещания слушаться приказов аренбергского недогерцога. На мгновение Алистер вернулся в реальность, вспомнив, что за все это время выполнил, наверно, только один, но это ощущение прошло быстро.
Он ведь так и не отдал ни одного нормального приказа, верно? "Похоже, что нам придется перейти реку вброд", "Лучше бы тебе не совершать необдуманных поступков", "Тайрон, куда нам, как думаешь?"
Дневной свет после мрака пещеры казался ослепительным. Алистер прикрыл глаза ладонью, ступая почти наугад, ипрезрительно фыркнул, выражая тем самым все, что думал о таких вот командирах  их привычке винить в собственных неудачах кого угодно, только не самих себя, и пнул камень, неожиданно попавшийся под ногу. Камень откатился и тут же вернулся на место - довольно необычное поведение для намней. Фельсенберг наконец удосужился посмотреть под ноги.
Оба тела лежали недодалеку от выхода: то что подальше - с перерезанным горлом, а то, о голову которого он споткнулся, без видимых ранений, но с вывернутыми под самым неестественным углом конечностями, да и вообще с таким видом, как быдто в его теле не осталось ни одной целой кости. Алистер присел рядом, вглядываясь в лицо мертвеца. Кажется, именно этот кормил их вчера похлебкой. Глупо как-то получилось. Они ведь не сделали ничего, чтобы разозлить эту тварь, но все равно были мертвы. И так и остались бы лежать здесь, приглашая стервятников на пир. Фельсенберг закрыл воину глаза и шепотом начал читать молитву. В конце концов, тот был ардонцем и, наверно, единобожником, а Алистер - по праву если не по помазанию - главой его церкви. И лишь закончив с этим, он поднял голову, чтобы встретиться растерянным взглядом с Раймаром.
- Я нашел твоих людей...

Когда Алистер был пьян, он отдыхал от всего того, что не давало ему покоя, когда он был трезв. Мир вокруг оставался таким же быстрым и неуловимым, но теперь, после доброго - или какого уж налили - эля за счет дорогого - без скептических примечаний - друга, необходимость улавливать его, идти с ним в ногу или вертеться, как белка в колесе, сама собой испарилась, оставляя место лишь приятной созерцательной расслабленности. Алистер с философским спокойствием и понимающей улыбкой на лице наблюдал за тем, как суетится обслуга, за тем, как ходят туда-сюда какие-то сомнительные типы и за тем, как все сильнее распаляется Вангкнхайм. Тот напротив расслаблен не был, и, может быть, наверстывая свое обычное рассудительное состояние, готов был лезть на рожон, а когда рожона не дали, стал клеймить весь мир. Алистер слушал и, до некоторых пор понимающе кивал. Да, действительно, мир этот был чертовски несправедлив к единственному наследнику одного из самых богатых ардонских герцогств: ему ведь приходилось делать все, что он хотел, вместо того, чтобы похоронить себя под тоннами цифр и кипами бумаг, и получать все, что он хотел, не пошевелив и пальцем. А ведь долг взывал к его совести, и долг этот был в том, чтобы забрать управление землями у хрупкой и неприспособленной к жизни фрау Вангенхайм и взвалить на свои мужественные плечи. Алистер хмурился, потом опять улыбался, и кивал, кивал... Он и в самом деле искренне сочувствовал другу - не потому что понимал, в чем его проблема, а потому что в таком состояни  сочувствовал бы даже если бы Раймар решил пожаловаться на то что трава зеленая.
Но потом Вангенхайма занесло не на шутку. Алистер открыл было рот, чтобы что-то ответить, да так и остался сидеть с отвисшей челюстью, когда друг начал на чем свет стоит костерить родителей. Сначала даже решил, что пить больше не будет, но потом понял, что сказанное и услышанное - не его пьяный бред.
Справедливости он хотел! Ну и в самом деле, когда еще искать справедливости, если не после такой дозы низкопробного пойла, которая свалила бы лошадь? Такой поиск был самоценным, но если цель, ко всему, была достижимой, это делало его вдвое ценнее. А цель была не просто достижимой. В некоторой степени, цель эту Алистер мог преподнести другу на блюдечке с голубой каемочкой. Хоть т был уверен, что справедливость как раз Раймару и не понравится. Но раз ему так хочется... Фельсенберг снял с пояса небольшой бурдюк, вытащил пробку, оперся свободным локтем на стол и, потянувшись, перевернул емкость прямо над склоненной в глубокой печали (или, может, он просто решил поискать справедливость под столом?) головой друга. Кажется, вовремя, фонтан красноречия его как раз иссяк, и, вероятно, скоро стал бы другим фонтаном, пусть и льющимся из того же места. Но галлон ледяной воды - удивительно, какой ледяной могла быть эта вода, стоило только Алистеру пожелать, чтобы в бурдюке оказался снег с самой вершины Редена - оказался просто чудодейственным. Раймар захлопал глазами, но взгляд его стал куда осмысленнее, и его "отпустило" тоже подтвердило догадки. Фельсенберг удовлетворенно кивнул, плюхнулся обратно на скамью, где сидел, и вернул бурдюк на место, пусть отдохнет.
- Да ты оххх... - слово оказалось чуть менее послушным, чем мысли, и  застряло в горле. Алистер покачал головой и погрозил пальцем то ли Раймару, то ли сложному слову,  - Ох как ты не прав! Не будь ты вдрызг пьян, я вызвал бы тебя на линию за оскорбление герцогини Аренберг. Да к черту титулы, разве мало того, что она - твоя мать? 
Пауза повисла очень драматическая. Таким паузам положено перерастать либо в смертоубийство, либо в слезное раскаяние. Но на этот раз поворот ращговора получился достаточно неожиданным. Алистер послушно, хотя и не без опасения огланулся за спину. Вообще он был не против шлюх, как раз наоборот, но считал эту профессию прерогативой исключительно прекрасных и разных фей, мужики-шлюхи совершенно не вписывались в его понимание прекрасного, и обнаружить одного такого с тыла совершенно не хотелось. Но там все было спокойно, и если кто-нибудь из гостей трактира и промышлял чем-то подобным, сегодня у них был выходной. Фельсенберг с облегчением выдохнул и вернулся к насущному вопросу. О подвигах, в которых он, конечнг, разбирался получше Раймара. Снисходительно улыбнувшись, он опять склонился к другу, на этот раз с намерением окатить его не просто водой, но глубокой жизненной мудростью.
- Ты уже когда-нибудь занимался этим? - он многозначитально поднял брови, одновременно пытаясь припомнить, что мудрого собирался изречь. - Ну... Геройством. Ты хоть знаешь, как оно?.. Не знаешь. То-то же.
Алистер цокнул языком, а друг, устыдившись собственного невежества, сразу же поспешил не иначе как навстречу знаниям. В сравнении с пируетом, который изобразил Вангенхайм, поднимаясь на ноги, любые изощренные па ивресских танцев были неловкими ужимками. Вот где напор, вот где размах! Алистер подавился смехом и предпочел не думать о том, как будет передвигаться сам: ноги всегда подводили его первыми, раньше языка и головы сдаваясь в плен усталости или выпивке. Но как бы там ни было, он не собирался останавливаться перед таким досадным препятствием, так что и ответ на вопрос друга не мог бы быть другим, и Алистер торжественно провозгласил.
- В начале пути! Так что вперед и только вперед!
Раймар воспринял призыв как-то уж слишком специфически, или припомнил свою жажду справедливости, может. Как бы то ни было, мгновение спустя он поделился пойлом с каким-то крестьянином или, если судить по сложению, скорее кузнецом, так же щедро, как до того Алистер делился с ним водой. Он рассмеялся, кузнец взревел, Раймар подлил масла в огонь, в общем, еще немного, и было бы - веселее некуда, но потом стало бы грустно. Поэтому, набрав в грудь зловонного воздуха, Фельсенберг сделал так, чтобы его услышали в каждом углу этого заведения, а если повезет, то и за стенами.
- Тихо! Лорд Аренберг угощает всех элем, - мужик все еще тяжело дышал, но из его взгляда исчез приговор Раймару, а ведь до того читался весьма отчетливо. Промычав что-то нечленораздельное, он снял с головы кружку и вылил на пол то, что там оставалось. Алистер закатил глаза.  - Да не этим! Трактирщик, налей им чего-то поприличнее. Буйвол, проследи, там было пять золотых, откажется наливать - забери сдачу, или пусть девка расплатится.
А вот теперь стоило выметаться, пока не прошла первая эйфория от мысли о бесплатной выпивке, и завсегдатаи трактира не решили проверить, а не осталось ли часом золота в бездонном кошеле щедрого господина. Алистер поднялся на ноги, гадая, сможет ли пройти ровно или хотя бы кое-как расстояние, отделявшее его от глотка свежего горного воздуха и свободы. Он подтолкнул друга в спину, чтобы тот не вздумал задерживаться или нарываться на драку: уж если искать себе сегодня неприятностей, то не размениваться на такие мелочи. У Фельсенберга все еще не было конкретного плана масштабных действий, но они были достойны большего, это он знал совершенно точно. А значит это всего лишь дело времени.
Оказавшись наконец на улице, первым делом он дошел до бочки, в которую собирали дождевую воду и, зачерпнув полные горсти, плеснул себе в лицо. Протрезветь это, конечно, не помогло, но хотя бы позволило глазам не закрываться, а сознанию - не уплыть в дальние дали, оставив телу самому разбираться с ожидавшими его приключениями.
- Так что ты говорил про подарок? Деньги остались или сходим в горы поищем камушки получше? - он задумчиво посмотрел на горы и не увидел ни одной: до самого подножия они быьи укутаны свинцовыми снеговыми тучами. Да, определенно, это было не самой блестящей его идеей. - Ладно, отменяется. Говорят, соваться в горы, когда над Энтдеккунгсфельсом, - если кто-то думал, что излишек алкоголя не позволит потомку великих королей выговорить название любой из ардонских пиков, он был тотчас же посрамлен, впрочем Алистер сам немного удивился: на трезвую голову с первой попытки ни разу не получалось, - идти, когда не видно птиц над ним, - дурная примета.
Важным нюансом могло бы служить то, что самого Энтдеккунгсфельса тоже видно не было, но поразмыслив над этим некоторое время, Алистер пришел к выводу, что все логично, и условия соблюдены.
- Мы пойдем другим путем. Давай-ка подумай и скажи, что твоя мать была бы рада получить в подарок. Но! - он поднял указательный палец к небу, обозначая важность поправки, - Обязательно героическое.

Алистер всегда считал, что неплохо понимает, что такое честь. Хотя бы теоретически. В рыцари его посвятить было некому, но зато было кому вбивать в голову рыцарские идеалы. Голова сопротивлялась, идеалы приживались плохо, но оставляли за собой след искреннего непонимания. Раймар из рыцарских идеалов состоял с головы до пят. Отчасти именно поэтому с ним никогда не было скучно. Наблюдать за рыцарем в естественных условиях обитания и иногда корректировать эти условия так, чтобы идеалы трещали по швам и спешили перестроиться в новом порядке, удовлетворяющем новым условиям - исследовательская жилка Алистера, которая готова была взвыть в провинции, была просто в восторге. Но сейчас, казалось, даже она зашла в тупик.
- Так вооон оно, оказывается, в чем честь! В том, чтобы обидеть слабого... - он запнулся, поняв что мысль уходит в сторону, и быстро исправился, - слабую беззащитную женщину. Так, чтобы она не слышала и не смогла обидеть тебя в ответ.
В том, что слабая и беззащитная герцогиня вполне в состоянии обидеть своего великовозрастного сына, он не видел никакого противоречия. И был уверен, что никто из тех, кто знал Октавию Вангенхайм, не увидел бы. Но это не отменяло того, что благородная дама, пусть временами весьма пугающая, заслуживала должного к ней отношения.
- Дарить подарки женщинам - это с... счастье! Дорогие тряпки, бирюльки, масла, кареты, замки, - кажется, его занесло. Алистер остановился в воспоминаниях о том, что слышал от отца, осознавая, как близок он был к провалу. - Цветы, в смысле... Бессмысленно, но красиво, в этом вся их суть. Женщины - они вообще счастье. Даже - мать твоя, - как-то нескладно получалось, но зато шло от сердца, и он махнул рукой на форму изложения. - Вот тебе мое убеждение, как оно есть! Я люблю женщин. Ты что - нет?
Алистер покосился на друга с подозрением. Раньше он не замечал за Вангенхаймом чего-то такого, но упрямое его нежелание признавать рыцарские идеалы настораживало. А вместе с неожиданно посыпавшимися комплиментами - настораживало вдвойне. На всякий случай, он даже отошел на пару шагов, но Раймар быстро исправился, и хотя Фельсенберг не сразу вспомнил, что это за Софи, сам факт того, что имя все же женское, позволил вздохнуть с облегчением и спокойно принять неожиданную смену цели.
В общем, оставалось лишь добраться до какой-нибудь лавки с женскими штуками и со знанием дела выбрать... какую-нибудь женскую штуку. В общем, план был логичен и прост, и кто бы мог вообразить, что он разобьется о пустой кошелек Вангенхайма? Теперь Алистер смотрел на друга недоверчиво. По правде говоря, за все время их знакомства он не мог припомнить ни одного случая, чтобы лорду Аренбергу нечем было расплатиться, так что и сейчас до последнего он верил, что тот достанет еще один кошель откуда-нибудь из-под полы и они оба посмеются хорошей шутке. Но ничего подобного не происходило, и недоверие переросло в недоумение. Вся картина мира стояла на грани краха и обвалилась бы в бездну, несмотря на попытки Раймара объяснить явление безденежья чьим-то там вмешательством. Если бы неожиданно внимание обоих не переключилось на нечто более важное.
В птиц друг верить отказывался. Алистер неодобрительно цокнул языком. Птицы были верным знаком, это все знают. Пожалуй, и в самом деле, с птицами могли бороться только предназначенные для этого самим Создателем кошки. Фельсенберг задумался, глядя в темный закуток двора, куда указывал друг.
- Тоже верно. Надо ее обезвредить!
Он наклонился, протянул руку и с самым заманчивым кис-кис-кис, которое только способен был издать, пошел по направлению к опасности. Кошка насторожилась, но бежать не стала, и, возможно, слишком поздно осознала, как далеко может завести ее самонадеянность. Оказавшись наконец рядом, Фельсенберг сделал выпад, и мгновение спустя с жалобным протяжным мявом животное оказалось в его полном распоряжении. Деловито прошествовав мимо Раймара, он подошел к лошади, открыл седельную сумку и закрыл кошку в ней.
- Ну вот, теперь не перебежит. Что там, говоришь? А, разбойники. Вот же уроды, - возмутился Алистер совершенно непритворно: обостренное чувство справедливости не было склонно делить проблемы на свои и чужие, и шайка, грабившая честных крестьян, конечно, заслуживала самого сурового наказания. Желательно, без долгого суда, который еще и подкупить можно. Да и чем не судья сын герцога Аренберга? Кто лучше него разберется в том, кто имеет право на жизнь в его собственных землях? - Ха! Ты спрашиваешь! Решено, подарим твоей сестре их головы. И вернем наши деньги. Ты подаришь герцогине что-то абсолютно дорогое, красивое и бессмысленное. Я прослежу, - если что-нибудь увидит в сгущающейся тьме. Мысль озарила его так неожиданно, что меняющееся его лицо, наверно, было заметно и со стороны, но на всякий случай, он все же соврал. - Кажется, я забыл... флягу. Жди здесь.
Алистер метнулся к двери, осторожно приоткрыл ее, заглядывая внутрь, и то что он увидел, его более чем устроило. Несколько золотых - непомерная сумма для захудалого трактира на краю мира. Едва ли у хозяина хватило бы выпивки, чтобы  отработать их, и завсегдатаи поняли это довольно быстро. Решили ли они последовать совету Фельсенберга или просто потребовать сдачу, заодно прихватив всю выручку за день, было не вполне ясно, но то что хозяин не был рад решению - совершенно очевидно. Били все и каждого, самозабвенно, с полной отдачей, не обращая внимания на окружающий мир. Алистер довольно ухмыльнулся, открыл дверь пошире и не без труда снял со стены один из освещавших помещения фонарей. На улице темнело, и темнело стремительно, а сколько времени займет осуществление их идеального плана по спасению Аренберга от разгулявшейся преступности, предугадать было непросто.
Вернувшись во двор и наткнувшись на взгляд Вангенхайма, Алистер с деланым недоумением развел руками.
- Ну а что? Мы же ради правого дела!
В сторону дороги, которая вела на вершину холма он направил коня с самым что ни есть уверенным видом, невзирая на то, что из оружия у него при себе был только охотничий нож: кто же берет с собой луки и мечи в кабак? Это, впрочем, Алистера совершенно не смущало. Чувство собственной неуязвимости вкупе с неубиваемой жаждой деятельности, подогретые алкоголем и сдобренные присутствие друга - вместе творить невообразимое всегда было проще и веселее - составляли весьма бодрящее зелье, и было даже жаль, что нельзя было просто разлить его по флаконам, чтобы сохранить подольше, а то и делиться с ближним. Что правда, запала хватило не слишком надолго, и, стоило дороге пойти резко в гору, Алистер осознал, что фонарь-то на самом деле чертовски тяжел, а тело чертовски не желает  преодолевать трудности и балансировать в седле, и вообще осталось бы прямо здесь, вон та куча листьев казалась вполне мягкой и призывающей к долгому и здоровому сну. Еще и воронье каркало, как заведенное, то ли пророча все беды мира, то ли просто насмехаясь над ними.
- Раймар... У меня к тебе очень серьезный разговор... - он в очередной раз попытался устроить ношу поудобнее, не подпалив ненароком гриву лошади, и ткнул в друга пальцем. - Когда ты станешь герцогом, ты обязан законодательно запретить ставить лагеря разбойников так высоко.