[indent]Имя, которое распорядитель турнира назвал в связке с его собственным, не вызвало у Этьена эмоций. Вообще никаких. Ни разочарования (всё же его противник имел за плечами список побед и поражений, напрочь отсутствовавший у Его Высочества, впервые выходящего на ристалище), ни облегчения (много ли доблести в том, чтобы выбить из седла вчерашнего мальчишку? То ли дело рыцаря опытного…). Лишь пустоту, сдобренную звенящей тишиной, повисшей над трибунами, чтобы уже в следующий миг смениться выкриками толпы, жаждущей зрелищ. Да, толпа имеет на то полное право в то время, как Этьен имеет право на…
[indent]…а, в пекло всё! И права, и обязанности, и эмоции, что и вовсе принадлежат юным трепетным девам, обожающим знакомить с ними всех, кто под руку подвернётся! Важна лишь схватка, он сам и тот факт, что Его Высочество попросту не смеет подвести никого из тех, кто в кой-то веки в него поверил. Не потому, что принц, а потому, что может выйти победителем из любой схватки.
[indent]Или сшибки. За первой парой рыцарей, вышедшей на ристалище, Этьен следил постольку-поскольку, исподволь наблюдая за собственным противником, его поведением, статью, манерой держаться. Раймар Вангенхайм. Молодой принц знал о нём… да почти ничего, за исключением того факта, что раз или два видел лорда Вангенхайма там же, где и сейчас – на турнирах. Вспомнить бы ещё, какой тактики придерживался рыцарь, с которым выпало преломить копья (ну, или хотя бы не промахнуться, поставив под сомнение компетентность своих наставников, которые за такое наверняка выпорют, не посмотрев, что перед ними принц и почти уже взрослый мужчина!..), но память наотрез отказывалась идти на контакт, поражая воображение зияющей пустотой. Прошлое – в прошлом, а в будущем… будущее настанет в тот самый миг, когда герольд назовёт его имя, а сквайры подадут копьё, на котором теперь развивалась вышитая матушкина лента, и ни одним ударом сердца раньше.
[indent]Не подвести. Оправдать. Удержаться в седле, во что бы то ни стало. Всё остальное – не важно.
[indent]И вот, наконец, это свершилось. Опуская забрало и выезжая на исходную линию, Этьен всё ещё не чувствовал ничего, но стоило пальцам сомкнуться на древке, как азарт и предвкушение схватки завладели им без остатка. Интересно, остальные так же мечутся из крайности в крайность, или Его Высочество и тут сумел отличиться? К счастью, шлем скрывал лицо принца, и никто не видел кривоватой усмешки, в которой, дрогнув, изогнулись его губы. Этьен Ришкур может победить или проиграет в своём первом турнирном бою, но никто из присутствующих наверняка этого не забудет. Он им не позволит. Удобнее перехватив копьё, Его Высочество полушутливо поклонился трибунам, вызывав овации среди зрителей (кто-то, несомненно, поражался дерзости вчерашнего юнца и мечтал увидеть, как его поставят на место, но были и такие, кто искренне желал ему удачи, и последних, как смел надеяться молодой принц, на трибунах должно было оказаться больше), а после…
[indent]…все звуки стихли. Во всяком случае, для него. Чтобы привести в действие эту магию, герольду всего-то стоило подать условный сигнал, а Этьену – тронуть шпорами конские бока, посылая верного скакуна вперёд. Где-то позади остался Жак – близкий приятель принца, взявший на себя роль оруженосца – однако Этьен забыл о нём тот час же. Во-первых, он не намеревался покидать село иначе, как по собственной воле, а во-вторых, его противник тоже не заставил себя ждать. Вот на нём-то Его Высочество и сосредоточился, чуть прищурив глаза, чтобы солнце не сыграло с ним злую шутку.
[indent]Один удар сердца, затем второй, третий и… копьё Этьена с треском преломилось, поразив цель! Ему бы радоваться, не обращая внимания на боль в предплечье – ещё скромную плату за ту силу удара, с которой Его Высочество обрушил острие копья на щит лорда Вангенхайма – и тот факт, что лазурная лента, которую Этьен не догадался закрепить на доспехах, сгинула где-то в пыли, среди обломков копья. Да только когда тут ликовать, если мир вокруг внезапно завертелся, норовя перевернуться с ног на голову, не дожидаясь окончания турнира, а воздух из груди Его Высочество буквально выбило силой другого удара?..
[indent]Того самого, что выбил из седла его самого.
[indent]Всё случилось так быстро, что Этьен даже не сразу понял, что именно произошло. С ним. С тем, кто клялся себе, что не допустит падения во что бы то ни стало. Верный Мрак, названный так из-за схожести с мороком, умчался прочь без всадника, к которому уже спешили люди. Кажется, будто вообще все, присутствующие на турнире.
[indent]- Прочь! Уберите от меня руки! – Выкрик получился злым, но негромким. С трибун вряд ли разобрали, что он вообще что-либо произнёс. Зато услужливо протянутые руки, хвала Создателю, убрались куда подальше. Видимо откинувший забрало принц сверкал глазами достаточно яростно, чтобы внушать своим помощникам вполне справедливые опасения поотгрызать эти самые руки к чертям, если кто-то хоть пальцем его тронет.
[indent]Этьен Ришкур поднялся с земли сам. Платой за поспешность стало лёгкое головокружение, досадный звон в ушах и тупая боль во всём теле, от которых принц отмахнулся с той же страстью, что и от помощников. Всё кончено? О нет, всё только начинается.
[indent]- Мой конь. Приведи его, Жак, живо! – К счастью, они были знакомы достаточно давно, чтобы друг без промедления кинулся выполнять просьбу Его Высочества. Просьбу? Приказ. Себе же Этьен приказал успокоится. После падения и без пяти минут проигрыша это невозможно? Ну, а кого это волнует? Уж точно не Этьена Ришкура.
[indent]«По крайней мере, мой первый бой не покажется никому из почтеннейшей публики скучным и достойным забвения». – Мысль получилась не слишком весёлой и чересчур злой, но даже лучшие из людей не властны над собственным разумом. Особенно, если в приоритете – контроль над телом.

Отредактировано Etienne Richecourt (2018-11-17 15:34:07)

[indent]Мрака удалось изловить не сразу, а подвести к Его Высочеству – и того позже. В другое время Этьен испытал бы чувство глубокого удовлетворения (а то и вовсе опустился бы до низменного злорадного хохота, неподобающего человеку его положения и воспитания, наблюдая за тем, как незадачливые сквайры, растерявшиеся под сотнями взглядов, пытаются ухватить жеребца за поводья и при этом не угодить ему под копыта), однако сейчас разыгравшееся на противоположном конце ристалища представление не вызывало ничего, кроме глухого раздражения. Этьен Ришкур не боялся показаться смешным и не слишком трепетно относился к собственной репутации, не переступая, впрочем, совсем уж вопиющих граней, но желание вновь оказаться в седле было столь велико, что застило взор подобно солнцу, которое всё же добралось до него. Отвернувшись, Этьен прикрыл глаза, дожидаясь, покуда солнечные всполохи растворятся в окружившей его тьме, а звон в ушах перестанет заглушать трибуны. На боль Его Высочество старался внимания не обращать: если игнорировать её с должным прилежанием, она ответит любезностью и не станет чинить препятствий в следующем круге. Дальше в будущее Этьен Ришкур покамест не заглядывал. Хм.. пожалуй, уже можно судить о том, что из этого турнира молодой принц вынес для себя какую-то пользу. Главное, не потерять её столь же нелепо, как и материнскую ленту.
[indent]А ещё – не позволить себе зациклиться на падении. Судя по всему, Мрак считал так же, уткнувшись головой в плечо Этьену. Или же он выпрашивал подачку? Тоже мне, боевой конь!
[indent]- Не время, мальчик, – в голосе принца, даже невзирая на напряжённость, отчётливо послышались ласковые нотки. Этьен любил лошадей, а Мрак и впрямь был боевым конём, ни разу не подводившим своего молодого хозяина. Молодой хозяин прекрасно справлялся с этим, отвлекаясь на что ни попадя. Хотелось бы верить, что больше такого не повторится, но… рёбра Этьена всё ещё ныли после падения, ненавязчиво напоминая, кто обычно предполагает, а кто – располагает.
[indent]Подняться в седло в другой раз получилось не столь изящно, как в первый, однако Этьен всё же справился сам, для острастки огрызнувшись на помощников. Интересно, не будь он принцем, с ним бы тоже носились, как с яйцом всмятку? Хвала небесам, хотя бы лорд Вангенхайм не страдал в отношении его драгоценной особы чем-то подобным.
[indent]К слову, о драгоценной особе. Уже опуская забрало и выходя на исходную, Этьен вспомнил, что именно этого он и боялся едва ли не сильнее, чем поражения. Особого отношения, которое заставит противника отвести копьё в сторону, чтобы, упаси Создатель!, Его Высочество не уселось задницей в пыль или не побежало жаловаться нянькам на испорченный щит. Расстояние между ним и Раймаром было слишком велико и Этьен не был уверен, заметил ли тот его склонённую в знак благодарности голову. Только в бою мужчина может понять, чего он стоит, и коль войн в ближайшее время не предвидится, а всех разбойников вокруг столицы извели ещё года три тому назад, турнир – единственное подходящее поприще.
[indent]Но вот герольд вновь дал сигнал к началу схватки. И хоть азарт подстёгивал молодого принца ничуть не меньше, чем прежде, на сей раз он сумел сохранить холодной если и не всю голову, то хотя бы её часть. Вкладывая всю силу в атаку во время прошлой схватки, он почти не уделил внимания защите. Плохи те ошибки, которые не могут быть исправлены, ведь так?
[indent]Так. Сосредоточившись на незримой отметке аккурат на ладонь выше центра щита лорда Вангенхайма, Этьен видел всю картину целиком: и то, как его противник держался в седле, и острие его копья, направленное аккурат в щит Этьена. Время услужливо замедлилось, с интересом наблюдая за юным принцем с трибун, и хоть сближение заняло считанные мгновения, для Его Высочества они превратились в минуты. Степенные и размеренные. Так всегда бывало не тренировке, где опытные наставники делали ставку не столько на силу своих подопечных, сколько на их умение не только смотреть, но и видеть, целенаправленно подстёгивая будущих рыцарей к ошибкам, которые следует изучить до того, как от результатов боя будет зависеть их жизнь.
[indent]Строго говоря, чтобы умереть на турнире, надо было очень постараться, а стараться Этьен не слишком любил. Падать на глазах у трёх королевств ему тоже не слишком понравилось. Быть может, именно потому (хотя, скорее всего, главную роль сыграла выучка, помноженная на удачу) он и удержался в седле на сей раз? Копьё Его Высочество второй круг выдержало с не меньшей честью… едва скользнув по щиту противника и не причинив рыцарю каких-либо неудобств. Ничья? Ну вот теперь-то уж точно стоит радоваться, разворачивая коня и поднимая забрало, чтобы глотнуть воздуха перед третьим кругом! Быть может и так…
[indent]…но даже падать из седла было не так скучно, как расходиться ни с чем. Этьен словно бы вернулся в прошлое, выполняя манёвр под руководством наставников. И хоть военная наука всегда была ему по душе, турнирному бою в представлении Его Высочества следовало быть более живым, чем нынешняя сшибка.
[indent]Кто-то предложил воды, но Этьен лишь отмахнулся, отдавая сквайрам копьё и трепля Мрака по шее. После. Всё будет после. А победы или поражения… Этьен Ришкур никогда не отличался серьёзностью и рассудительностью, однако пришедшая на ум мысль была именно из таких: турнирная схватка должна быть яркой! Она должна запомниться зрителям, которые ещё долго будут обсуждать турнир, повторяя имена своих фаворитов.
[indent]И запомнится. К чёрту осторожность! К чёрту выучку и тренировочный опыт! Отсалютовав ближайшей трибуне и широко улыбнувшись, Этьен Ришкур опустил забрало, готовясь к третьему кругу. Как бы то ни было, он выйдет победителем. А турнира или молвы – не так уж это и важно.
[indent]Ну а что там будет происходить на душе у Его Высочества, когда он останется наедине с собой… можно подумать, трибунам есть до этого дело! А тем, кому есть, он ни за что не покажет и тени огорчения, смешанного со жгучим чувством стыда.

[indent]Выезжая на исходную в третий раз, Этьен наконец начал замечать происходящее вокруг. Мир словно бы постепенно открывался его взору, лишь убедившись в том, что молодой принц усвоил предыдущую порцию. Принц усвоил и теперь жаждал добавки. Вкус поединка с более сильным противником он уже ощутил (песок до сих пор хрустел на зубах, а отплёвываться Его Высочество посчитал не совсем уместным случаю), в короткий полёт отправился, нарушить слово успел, теперь вот следовало насладиться вниманием толпы, что, пользуясь случаем, не сдерживала эмоций. Лучезарно улыбнувшись (что-что, а играть на публику Его Высочество умел даже находясь в возрасте Рика) и опустив забрало, принц протянул руку за копьём.
[indent]- А вот скажи-ка мне, друг Жак, думаешь, уже пришло время продемонстрировать истинное мастерство или приберечь его для следующего тура? – Этьен никогда не был замечен в искренней надменности, а вот напускную освоил на отлично. Благо, при отцовском дворе хватало образцов для подражания.
[indent]- Думаю, пора, – с серьёзным видом кивнул Жак, мигом подхватывая игру, - а то вдруг тебя опять выбьют из седла и мы так ничего и не увидим…
[indent]- Выбьют из седла? Меня?! Когда это… а, ну да, – изобразить удивление было проще простого, хоть сердце и пропустило удар при упоминании недавнего падения. Впрочем, Этьен не был бы Этьеном, если бы позволил хоть кому-то даже заподозрить оттенок горечи, которую ощущал на самом деле. «Улыбайся – это всех раздражает!» - Его Высочество не помнил, что за мудрец это сказал, тем более, что так и не смог отделаться от подозрений: тем мудрецом был он сам. - Но согласись, из седла я вылетел, как никто!
[indent]- С этим не поспоришь, – расплывшись в ответной улыбке, Жак на шутовской манер поклонился принцу.
[indent] - Да уж какие тут могут быть споры?.. – Одними губами прошептал Этьен, устремляя свой взор на противника. Его Высочество вновь сделался серьёзен и собран. Разумеется, оказываться на земле в другой раз не входило в его планы. А что входило?
[indent]Что-нибудь. Причём настолько яркое и запоминающееся, чтобы трибуны ещё долго говорили об этом. Забвение – оно ведь хуже ненависти.
[indent]Дождавшись сигнала, Этьен пришпорил Мрака, посылая жеребца вперёд. Последний круг, должный определить победителя, всегда приковывает к себе особое внимание публики… и рыцарей, мчащихся друг навстречу другу во весь опор. Этьен ещё успел заметить блик солнца, очертивший острие копья лорда Вангенхайма, а после – подался вперёд всем корпусом, сжимая древко столь сильно, что, казалось, оно стало единым целым с его многострадальной рукой, и вкладывая в силу удар собственный вес, помноженный на тяжесть доспехов. Опасная выходка, могущая повредить руку? Всё так, да только много ли семнадцатилетних всерьёз думают об опасности? Для них она что-то вроде вкуса дорого вина, смакуемого с видом признанного ценителя. А кто в здравом уме откажется от благородного напитка? Да и не в здравом, пожалуй, тоже.
[indent]За миг до столкновения Этьен чуть отклонился влево, ослабляя руку, державшую щит, и позволяя копью своего противника скользнуть по его поверхности… чтобы в следующее мгновение преломить копьё собственное и, для разнообразия, остаться в седле!
[indent]Сердце колотилось, словно бешеное, норовя пробить дыру в воронёной стали доспехов и выпрыгнуть из груди, когда Его Высочество натянул поводья, принуждая Мрака остановиться. И хоть рука болела пуще прежнего, боль эта была для него дороже наслаждения. Этьен ещё не видел турнирной таблицы и не знал, сколько баллов ему присудили судьи, но последний заезд определённо остался за ним. Жаль, чувство удовлетворения к этому знанию не прилагалось. Этьен Ришкур выступил на турнире ярко, а должен был – блестяще. Лучше всех остальных, вместе взятых, на две головы… [indent] Удалось ли ему? Увы, нет. И хоть Его Высочество сиял, словно новый доспех, направляясь в центр ристалища, чтобы склонить голову пред королём и узнать наконец исход поединка, на душе у него скребли кошки. Хорошая мина при плохой игре далеко не всегда означает безразличие.
[indent]Одно очко. Всего одно очко отделяло его от победы (строго говоря, от ничьей, но в глубине души Этьен был слишком огорчён, чтобы суметь различить разницу), и в следующий тур вышел не он, а Раймар Вангенхайм, который, к слову, наградил принца парой добрых слов.
[indent]- Благодарю, милорд, – вполне себе искренне отозвался Этьен, - это был отличный бой! Надеюсь, мы с Вами ещё не раз преломим копья.
[indent]- Простите, матушка, я подвёл Вас, – усмешка, адресованная Её Величеству, против воли выдала грусть. Всего на мгновение, но матери – словно соколы, замечают и не такое. Всего четверть часа спустя Этьен залпом осушит пару кубков вина, не чувствуя вкуса, а после – до крови рассадит руку о центральный столб своего шатра (не иначе как чудом не обрушив его на свою не шибко умную голову). Но всё это случится лишь наедине с собой. Никто не должен заподозрить всю степень разочарования и горечи поражения, хрустевшей на зубах ещё омерзительнее песка. В конце концов, по официальной версии, Этьен Ришкур – именно тот принц, который никогда не унывает, какая бы пропасть не разверзлась у его ног.
[indent]Но как быть, если он уже летит в эту пропасть?

Когда прозвучало имя его соперника на сшибке, Алистеру не оставалось ничего, кроме как мысленно возблагодарить судьбу. Абсолютно искренне и безо всяких там: сильный противник, как бы ни сложилось, всегда лучше слабого - ему не стыдно проиграть, а победа почетна вдвойне. О том, что проигрыш может обернуться не только позором, но и переломанными костями, например, Алистер как-то не задумывался. Нет, он не забывал об этом, и даже думал, что страх подступит, когда он будет стоять на краю ристалища, ожидая команды герольда и атаки, но ничего подобного почему-то не было, а вместо страха в груди прочно поселилось веселье, немного, пожалуй, нездоровое, но такая подмена Алистеру нравилась, несмотря на то, что приходилось то и дело сдерживать порывы неуместного смеха, чтобы не показаться совсем уж полоумным. Зато улыбку, которая становилась все более жизнерадостной, по мере того, как приближалось время его выхода на ристалище, можно было себе позволить. Если бы кто-нибудь дал себе труд присматриваться, он, наверно, мог бы принять это на счет первых сражающихся рыцарей, которые, по правде сказать, берегли то ли копья, то ли друг друга, или в честь победы Вангенхайма над ивресским принцем. Увы, истина была в том, что в первой паре Фельсенберг не смог бы теперь назвать победителя, даже если бы от этого зависела его жизнь, что касается радости за Раймара, она была отнюдь не такой бурной, какой должна была быть. И, пока народ вовсю наблюдал за сшибками, он то и дело косился в сторону шатра, увенчанного сине-черными знаменами, хотя сам не представлял, что собирается там высмотреть.
Как бы то ни было, теперь герольд оглашал уже его имя. Нет, не его, конечно, имя Эстебана Кордуэнте. Алистер хмыкнул, искренне  надеясь, что в бездне или рассветных садах, граф Эскалар разделит его веселье. А может, сам Диего? Почему бы и нет? Шанс вышибить из седла законного короля Ардона не каждый день плывет в руки. Забрало опустилось с негромким стуком, потонувшем в шуме людского моря. Падать из седла? Еще чего! Каким бы сильным бойцом ни был Диего, просто он свою победу не получит. Фельсенберг поднял копье, на котором, как знамя, развевался синий шелк, а затем направил его в щит противника и дал коню шпоры.
Где-то здесь время наверняка должно было замереть, звуки исчезнуть, а мир - сузиться до прорези в шлеме, оставив наедине лишь Алистера и его противника. Примерно так он это себе и представлял, и, по правде говоря, планировал в полной мере насладиться этим моментом, но вместо этого опомнился только тогда, когда Кастельмарре оказался где-то у него за спиной. Куда пропали секунды, он понятия не имел, удара вспомнить не мог, а на преломленное копье смотрел едва ли не с удивлением - хорошо, что глупого выражения лица под шлемом не увидишь, как и не услышишь протяжного выдоха то ли изумления, то ли триумфа. Первого настоящего турнирного триумфа в схватке с одним из лучших бойцов. И пусть копейная сшибка во многом подчиняется удаче, не важно. Фельсенберг тяжело дышал и улыбался, а конь, как будто чувствуя настроение всадника, нетерпеливо прядал ушами. Первая победа, небольшая, но вдохновляющая, была за ним, копье заменено на новое, и лента перевязана. Больше всего ему хотелось тут же, не медля и не дожидаясь знака герольда, вновь пустить коня в карьер.

Отредактировано Alister Felsenberg (2018-11-18 11:40:03)

Не так-то просто было отделаться от мысли, что он совершил невозможное. Не так-то просто было унять и другое чувство: что иначе и быть не могло, и эта первая небольшая победа – не иначе, как знак, которым Создатель отмечает своего избранника. Алистер улыбался, не мешая двум противоположным идеям сосуществовать в своей голове и устраивать там свои собственные сшибки, и надеясь, что они поубивают друг друга, ну или хотя бы определятся с победителем. Сам же, собственноручно сняв ленту с преломленного копья, закрепил ее на панцире доспеха и нетерпеливо подвел коня к барьеру, ожидая начала нового заезда. На салют Диего он ответил своим, и к полубезумному веселью добавилась радость от того, что противник - друг - не забывает о том, что это все игра, и не более того. Что они на одной стороне. Фельсенберг решил, что сегодня они с Диего точно должны выпить за победу, чьей бы она ни была.
Похоже, Кастельмарре тоже так считал, и пытался приблизить этот приятный момент, сорвавшись с места, лишь только прозвучал сигнал. Алистер не отстал, лишь секундой позже пришпорив коня. Теперь уж он не собирался упустить ни секунды. Слышал и бешеный стук рвущегося к горлу сердца, и стук копыт, который все равно был тише, видел, как уверенно направляет противник копье и направлял свое, обдумывая удар. Он ждал страха, как же он ждал! Без страха это было совсем не то, но страх как назло не приходил, и удар - теперь уже удар в его собственный щит, заставивший пошатнуться, ничуть не помог. Фельсенберг нахмурился и опять поднял забрало, осматривая свое копье. Трещина, слишком незначительная, чтобы стать еще одним шагом к победе. У Диего - в щепки, и теперь уже Алистер салютовал первым. Поровну. А это значило лишь то, что последняя сшибка решит, так ли уж был он прав, когда считал результат поединка предрешенным заранее. Молча он воззвал к Повелителю Скал, не пытаясь даже придать беспорядочным мыслям словесную форму, но почему-то веря, что именно теперь будет услышан. Не так уж часто Алистер Фельсенберг признавал свои ошибки, и еще реже просил мироздание сделать так, чтобы он заблуждался.

Фельсенберг оглянулся на трибуны, пытаясь хоть в них найти себе мысленную опору. Кто-то должен был поддерживать его и желать победы. Не лантаронцы, конечно, слишком любили Диего и, конечно, верны были своему великому герцогу и всей его семье. В эту верность поверить было непросто, она – безусловная и напористая – была совсем не такой, какой представлял себе вассальную верность Алистер. Впрочем, в Лантароне все было не таким. Слишком яркое солнце, слишком громкий смех, слишком быстрая речь, слишком явные чувства. Такие, что их можно было счесть плохой актерской игрой, если бы за то время, что он провел на юге, Алистер не убедился (или, может быть, просто убедил себя) в том, что они настоящие. Невольно он ловил себя на мысли о том, что было бы, если бергеры умели быть так же верны. Или хотя бы так же безнадежны во всем том, что касалось сдержанности и умения скрывать чувства. Его отец не потерял бы корону? Или потерял бы ее намного раньше? Что гадать, если ответа не будет? Так же бессмысленно, как пытаться, отыскав взглядом на украшенных синим и черным трибунах Магдалену, понять, кому желает победы она: тому, кому отдала ленту или родному брату. Бессмысленно и глупо – докапываться до истины, в которую или не поверишь, или не захочешь верить.
Он отвернулся, и заставил себя растянуть в улыбке губы, чтобы вернуть хоть часть той веселости, от которой не мог избавиться всего несколько минут назад. Улыбка вышла злая, хотя Алистер не мог точно сказать на кого зол: на отца и его предателей, из-за которых даже мертвый Кордуэнте мог преломить копье на турнире, а он не мог, на Алонсо, взявшего с него клятву, но не спешившего посвятить его в план действий, на бастарда, назвавшего себя королем, на Магдалену, разменивающую удачу сразу на обоих противников, на Диего… Да, на Диего, хотя бы потому что он был здесь, прямо перед ним, потому что на него было направлено копье, потому что только перед этой злостью он не был беспомощен теперь. Герольд подал знак, и Фельсенберг ударил коня в бока. Быстрее, быстрее, еще быстрее. Он чуть наклонился вперед, не давая себе шансов уклониться от удара соперника, но собираясь вложить в удар всю возможную силу. Не выбить – так вылететь самому. Удар. Треск. Нет, всего лишь копье. Чье копье?
Алистер бросил поводья и поднял забрало, убеждаясь, что не ошибся. Что он победил – на этот раз именно он, пусть герольд, как попугай, выкрикивает имя несчастного графа-мертвеца. И рассмеялся, глядя в небо и радуясь, что смех его тонет в гуле трибун так же, как разочарование противника, а в том, что Диего разочарован, Алистер не сомневался ни на секунду. Он четырежды сосчитал до четырех, давая тому время, чтобы вернуть лицо – то время, за которое он сам был бы благодарен, если бы был сейчас на месте побежденного. А затем повернул коня и направил его навстречу Кастельмарре, освобождая руку из тяжелой перчатки и протягивая ее недавнему сопернику. Наверно, следовало сказать что-нибудь, но слова, как это часто случалось в минуты волнения, унесло из головы, и он лишь надеялся, что улыбка, которую он не мог задавить, не кажется Диего оскорбительной.

[icon]http://sd.uploads.ru/UpwZj.png[/icon][nick]William Grant[/nick][status]Только не терновый куст![/status][info]Сэр Уильям Грант, аллионец, второй сын графа Дорсет. 24 года. Не герой, не романтик, достаточно приземленный юноша, который не хватает и не желает хватать звезд с неба[/info]
Терпение никогда не было сильной стороной Уильяма. Отец утверждал, что дело тут в возрасте и со временем мальчик, конечно, научиться ожиданию и даже найдет в этом свою прелесть. Граф же, мол, нашел. Сам Уилл с родителем по этому поводу никогда не спорил, но про себя позволял себе сомневаться в его суждениях. Хоть какой-нибудь радости в ожидании он так и не смог найти за всю свою жизнь, а ему, все-таки, было уже не пятнадцать лет. Но и не сорок, что, конечно же, тоже хорошо.
Уильяму хотелось выехать на ристалище сразу же, но жеребьевка решила иначе. Поэтому Грант наблюдал за схватками, что шли перед его собственной, с искренней завистью. Нет, поймите правильно, Уилл не слишком то любил все эти конные сшибки… и не конные… и не сшибки… Но! Ждать, постепенно теряя энтузиазм было еще хуже. Поэтому когда последняя сшибка подошла к концу и герои под радостные рукоплескания и восторженные визги пожали друг другу руки, Уильям едва ли не подпрыгнул от радости. Он влез на коня, надел шлем и выехал на ристалище. Потеха началась.
Принимая из рук оруженосца полосатое турнирное копье, Уильям думал о всякой ерунде. Например о том, что так и не попросил ни у одной из дам ленты, чтобы сражаться в ее честь. Сделал он это больше из ленности, чем из смущения, и потому не слишком переживал, но почему то мысли снова и снова суеверно возвращались к отсутствующей ленте. Может он сам отказался от талисмана, который бы гарантировал бы ему победу? Грант поморщился, опустил забрало шлема и, перехватив копье, как должно, тронул каблуками коня, выводя его вперед.
Он и его соперник – ардонский граф – ненадолго застыли друг на против друга, а потом одновременно пустили коней вперед. Не будь на Уильяме шлема, он слышал бы, как в ушах его звенит ветер. Мгновенье… Еще одно… Удар?
Нет?..
Проносясь мимо, Уилл услышал короткий скрип – копье противника едва заметно скользнуло по его щиту. Его же собственное копье вообще не задело графа. Грант натянул поводья, разворачивая коня. Если бы забрало его шлема было откинуто, кто-то мог бы увидеть, как сэр Уильям краснеет от досады. Он молча принял из рук оруженосца новое копье, пусть и первое не было повреждено, глубоко вздохнул, и стал ждать сигнала к новой сшибке.

[icon]http://sd.uploads.ru/UpwZj.png[/icon][nick]William Grant[/nick][status]Только не терновый куст![/status][info]Сэр Уильям Грант, аллионец, второй сын графа Дорсет. 24 года. Не герой, не романтик, достаточно приземленный юноша, который не хватает и не желает хватать звезд с неба[/info]
Герольд подал сигнал к третьей сшибке, и Уильям направил коня вперед, ударив его пятками резче и сильнее, чем доброе животное заслуживало. Досада и злость должны были остаться где-то вовне, чтобы не отравлять собой прямую и честную схватку, но Уилл все никак не мог успокоиться. Ему казалось, что трибуны смеются над ним, называя трусом – ведь в предыдущей сшибке он пронесся мимо противника недостаточно близко, чтобы нанести удар. И пусть, положа руку на сердце, большим храбрецом себя Грант не считал, он просто не выносил чужих насмешек.
Поэтому сейчас он летел вперед, подобно стреле, выпущенной из тугого лука и направлял коня ближе и ближе, угрожая столкнуться с противником лоб в лоб.
Он выровнялся как раз перед ударом. Руку дернуло, и оглушительный треск наполнил его слух. На короткое мгновенье Уильям даже подумал с досадой, что это не его копье, а копье противника дало трещину, а значит, он вновь не справился, но мгновение прошло, и Грант понял, что все случилось с точностью до наоборот. Его собственное копье разлетелось в щепки, тогда как копье графа Леонхарта лишь скользнуло по его щиту, и это мимолетное давление Уилл и посчитал своим поражением.
Грант развернул коня, поднял забрало шлема, чтобы вдохнуть свежего воздуха и тихо коротко рассмеялся.

Отредактировано Elaena Ravenor (2018-11-20 11:16:01)

[icon]http://sd.uploads.ru/UpwZj.png[/icon][nick]William Grant[/nick][status]Только не терновый куст![/status][info]Сэр Уильям Грант, аллионец, второй сын графа Дорсет. 24 года. Не герой, не романтик, достаточно приземленный юноша, который не хватает и не желает хватать звезд с неба[/info]
Уильям знал за собой эту черту. После короткого мгновенья успеха ему требовалось много больше времени, чтобы придти в себя и, так сказать, спуститься с небес на землю. Сейчас требовалось успокоиться и настроиться на третью сшибку, а он лишь глупо улыбался всем вокруг. Трибунам. Небу. Оруженосцу, подающему ему копье… Мальчик посмотрел на Гранта как на идиота, что слегка отрезвило рыцаря. Оп опустил забрало, удобнее перехватил поводья и принял полосатое копье. Противник на другой стороне ристалища выглядел готовым даже не к сшибке – к бою, и быть серьезным следовало хотя бы из уважения к нему.
Сигнал к началу третьей сшибки – и Уилл ударил коня в бока, посылая его вперед, стремительно и неумолимо, как несется в настоящей битве смерть на конце клинка. Он не боялся, не думал… он не был осторожен. Поэтому в тот самый момент, когда копье Гранта встретило мимолетное сопротивление щита графа Леонхарта, копье противника нашло и его щит – и удар был много сильнее, чем мог ожидать молодой рыцарь. Небо и земля поменялись местами и их сотряс тяжелый удар, который Уильям услышал раньше, чем пришла боль.
Когда дыхание вернулось к нему, Грант поднял руку – единственное, что, отчего-то, не болело – и поднял свое забрало. Он увидел небо над ристалищем, и долго не мог понять, что это за тени загораживают пронзительную синеву. А потом его медленно и осторожно подняли на ноги, и Грант окончательно пришел в себя. Он уже понимал, что проиграл.
Странно, но досады не было. Возможно, она придет потом, но сейчас его посетило необычное чувство облегчения. Когда граф Леонхарт подъехал к нему и спешился, Уилл уже стоял на ногах самостоятельно, и улыбнулся рыцарю-победителю.
- Благодарю, сэр, - он пожал протянутую ему руку, предварительно сняв перчатку. Шлем он снял еще раньше и сейчас он покоился в руках одного из оруженосцев. – Это была хорошая сшибка. Желаю Вам победы!
Может быть это и было несколько мелочно, но если победителем турнира станет рыцарь, которого Гранта из этого турнира вышиб, возможно, обида и досада не придут вовсе.

Удалиться в шатер и спокойно готовиться к поединку на мечах было совершенно невозможно. Как это получалось у других участников, Алистер понятия не имел, но сам он провалился еще на первом этапе, который, должно быть, предполагал принять поздравления и с гордым видом проследовать на отдых. Сердце, пустившееся в галоп еще там, на ристалище, никак не хотело униматься, и каждое новое преломленное копье, каждое падение было как свое собственное. В общем-то оставаться на месте и в одиночестве следить за сшибками Алистер не смог тоже. Некоторое время спустя он понял, чего ему не хватало: возможности поделиться всем тем, что теперь его переполняло, с живым человеком. И, конечно, жертвой он избрал Раймара. Раймар за долгие годы знакомства, видел друга и не в таком состоянии, и чего только ни выслушивал, так что и на этот раз не должен был бы слишком удивиться. Вот только на этот раз - Фельсенберг понял это, уже завидев лорда Аренберга, - на этот раз они ведь были незнакомы. Он все же перекинулся с другом несколькими фразами, вмешавшись в его разговор с кем-то еще. Но это были лишь те фразы, которые мог бросить один ардонский лорд другому, ничего значительного, ничего, что могло бы считаться разговором. Эстебану Кордуэнте не о чем было разговаривать с Раймаром Вангенхаймом, и поняв наконец, насколько опасны такие разговоры, граф Эскалар церемонно поклонился и направился к лантаронским трибунам.  Впрочем до них он тоже не дошел: где-то на полдороге его перехватил Диего, и хвала Создателю, что не кто-нибудь другой, потому что уже выходя на ристалище вновь, теперь вооруженный щитом и мечом, Алистер не смог бы вспомнить, о чем они говорили, и что именно он рассказывал наследнику Алонсо. Звуки труб, звон клинков и первые победы пьянили ничуть не хуже прославленных южных вин.

Но и трезвили не хуже ушата ледяной воды, так что сейчас, стоя напротив соперника, он был собран и готов к новому вызову, и лишь угол губ невольно дернулся вверх. Эрих Хартман, герцог Веймар. Старший сын Йозефа Хартмана, герцога Веймара. Предателя. Присягнувшего, чтобы потом вероломно ударить в спину. Алистер облизнул пересохшие губы. Он знал, что турниры - не место для разрешения споров. Знал. Но плевать хотел на это. Фельсенберги могли прощать, но не умели забывать, тем более, забывать предательства. Пятнадцать лет - слишком мало для того, чтобы забыть, и герцог Веймар перед ним - отец ли, сын ли - вдребезги разбил напускное равнодушие, как камень, брошенный в озеро, разбивает тонкую корку осеннего льда.
Он первым сделал шаги на сближение, пока осторожный противник обходил его по дуге, то ли намереваясь развернуть лицом к солнцу, то ли планируя понять тактику. Что же, раз ему было интересно, Алистер готов был продемонстрировать. Первый широкий замах он провел снизу, как будто собираясь ударить противника под колени - запрещенный прием на турнире, но не в жизни, и если герцога учили драться не только для того, чтобы покрасоваться перед дамами, он должен был отреагировать. Впрочем, он не довел до удара, вместо этого выводя меч так, чтобы защитить плечо, которое намеренно открыл. Клинок ударился о клинок, Веймар вступил в игру. Алистер сделал выпад, уклоняясь от его следующего удара, и одновременно, не давая противнику секунды отдыха, нарушая все советы своих наставников, и открываясь слишком сильно, занес меч, чтобы нанести прямой удар сверху, который - не будь Хартман в шлеме, или будь турнирный меч хоть немного тяжелее, ну и, что скрывать, удар посильнее - должен был бы расколоть голову предателя, как грецкий орех.

Отредактировано Alister Felsenberg (2018-11-21 02:52:50)

А ведь один удар мог завершить этот отвратительно осторожный обмен любезностями, который отчего-то считался боем...
Промах вышел очень глупым и очень обидным, но увы, даже он не смог развеять туман ничем не обоснованной злости, застилающий Алистеру глаза, а может лишь усилил его, заставляя забыть о всех тех правилах ведения боя, которые годами вкладывали в его голову наставники. Кронпринц должен был уметь сражаться красиво, но сейчас ему не было дело ни до того, правильна ли его защитная стойка, ни до того, что какие-нибудь прекрасные дамы там, на трибунах, будут вздыхать лишь о том, как великолепно смотрелся Веймар, особенно на фоне своего неотесанного соперника. Он не хотел выглядеть, он хотел убить, и быть может, именно эта ярость и играла с ним злую шутку.
Пройдя еще два шага мимо уклонившегося от удара противника, Алистер развернулся, чтобы парировать, но развернулся недостаточно быстро. Колющий выпад, затупленный клинок скользит по доспеху на груди: никудышний удар для боя, не оставил бы ни царапины, но турнир - дело другое, и сражения здесь идут не на раны, не на кровь и боль, а на бесстрастный счет, совершенно бессмысленный, но терять в нем почему-то не менее болезненно. Тычок под ребра - чувствительный, хоть и не повредивший ему, заставил Фельсенберга на мгновение потерять равновесие и отшатнуться. Это могло дорогого стоить ему, как минимум - инициативы в бою, чего он допустить не мог. Тот, кто только защищается, устает куда больше того, кто идет в атаку. Тот, кто только защищается - заранее проиграл, и лишь вопрос времени, когда он упадет. И даже самый большой риск стоит того, чтобы перейти в наступление, каким бы проигрышным ни казалось положение. Даже погибнуть проще, чем склонить голову, вот только на турнирах редко погибали. Продолжая движение, чтобы превратить секунду своей слабости себе на пользу, Алистер обернулся вокруг своей оси и щитом ударил по кромке герцогского щита, чтобы мгновением позже нанести рубящий удар в открывшееся плечо соперника.

Клинок достиг цели, и удача ударилась в висок с очередным ударом пульса. Алистер отступил в сторону, пытаясь совладать с дыханием и не упустить из внимания ни одного движения Веймара, который все более делал бой похожим на странный танец. Неужели это и есть бергтальская школа? Или он выписывал заграничных учителей? Едва ли из Аллиона: аллионцев Фельсенберг знал, они были скупы на движения и эмоции, и каждый финт их был рационален и скучен. Ивресцы - другое дело, эти были любителями покрасоваться. Когда-то давно у него был наставник и из Ивреса, вот он бы наверняка похвалил Веймара, а может быть даже привел его в пример. Алистер как будто слышал его голос, его восхищенный возглас, когда противник зеркально повторил его собственное движение. Слышал, и отступил в сторону, пытаясь предугадать следующий выпад, но вместо этого как будто проваливаясь в прошлое, где он делал лишь первые шаги в искусстве фехтования под надзором не только тех, кто был приставлен, чтобы научить его, но буквально всех и каждого, кто считал своим долгом проследить за становлением единственного наследника престола. Отец никогда не высказывал недовольства, но скрывать его не умел совершенно, и Алистер из кожи вон лез, чтобы оправдать его ожидания, а мать... Ему вдруг на секунду показалось, что ее силуэт, который едва ли можно было спутать с чьим-то еще, мелькнул на беснующихся трибунах. Обман, мираж - но он вышиб у Алистера дыхание почище предыдущего пропущенного удара. Рука дрогнула, и пойманный было на гарду клинок Веймара соскользнул, находя цель.
Фельсенберг коротко выругался и, отходя в очередной раз, попытался отогнать неуместные видения. Но те, насмехаясь, вовсе не спешили оставить его в покое. Не лица даже - их присутствие, их неслышное дыхание за плечом выводило из себя ничуть не меньше, чем собственная слабость. Алистер не считал себя лучшим на свете бойцом, но он не должен был проиграть вот так, не должен! В голове была бесконечная мешанина обрывков воспоминаний и новых клятв, которые он давал себе сейчас, не успевая закончить ни одну, но твердо намереваясь исполнить каждую: научиться, победить, отомстить. В следующий раз, в следующем бою, он будет уже лучше, но это будет в следующий, а что оставалось ему теперь? Позволить избить себя, как мальчишку?
Он медленно выдохнул сквозь зубы и вновь начал сближение. Желание поскорее завершить это боролось с неожиданно заявившей о себе готовности ждать удобного для атаки момента еще долго. Переполненная реальным и мнимым голова едва не разлеталась на части. Алистер сделал быстрый выпад, заставляя поверить, что опять атакует необдуманно, но так же быстро увел оружие в сторону и сделал еще несколько шагов. Под прикрытием щита начал теснить Веймара, позволяя тому продумать новую тактику, и опять закончил до того, как это стало атакой. Герцог, кажется, хотел танцев? Еще один финт, на этот раз почти доведенный до конца еще один прямо удар сверху, но достаточно медленный, чтобы противник заметил усталость, для того, чтобы вновь увернулся, и сразу после этого, не дожидаясь, пока тот вернется в боевую позицию - замах и рубящий удар уже сбоку.   

И на этот раз противник оказался непрошибаем, как будто заговоренный. Алистер отогнал искушение списать все на магию ли или может на вмешательство свыше. Просто сильный противник, не более. Сильный противник - это хорошо. Он повторял и повторял это, как порой повторял молитвы. Сильный противник лучше слабого. В жизни хуже, а на турнире - хорошо. Когда-нибудь, он встретится с Веймаром и вне ристалища. Быть может, на поле боя, а может, на коронации, когда он в очередной раз преклонит колено. К тому времени Алистер должен будет стать сильнее. А пока что сильный противник - это хорошо.
Тот вдруг оказался слишком близко, как будто собирался не только танцевать, но и свести более близкое знакомство. Фельсенберг нервно улыбнулся, из последних сил удерживая на щите вес противника и понимая, какой удар пропустит.
Или понял он это позже? Уже лежа на земле и судорожно глотая слюну с резким металлическим привкусом? День закончился как-то слишком быстро, и сквозь прорезь шлема мутные силуэты людей в полутьме были едва различимы. Глупо, он не мог пролежать на ристалище несколько часов. Попробовал подняться и всмотреться, но чувство было такое, что меч Веймара торчит у него прямо во лбу, и любое неосторожное движение вызывало приступ острой боли. Алистер закрыл глаза - так болело меньше, зато стало клонить в сон. Но почему бы и нет, вечер же. Кажется, вечер... И призраки прошлого наконец оставили его в покое, лишь голос матери, которая ждала его дома, едва слышно напевал забытую с детских времен незамысловатую балладу о девушке, сидящей на уступе над Хайденкальтом и таким же тихим пением и блеском золотых волос заманивающей суда на рифы. Потом смолкло и оно, оставляя лишь шум воды и ворчание старого утеса, о который слишком давно никто не разбил даже небольшую лодку. А потом Алистер перестал бороться с накатывающими одна за другой сонными волнами, чтобы погрузиться в них и позволить смыть всю боль и усталость этого долгого дня.