- Безопасность!
Как и всегда в минуты волнения будучи неспособным усидеть на месте, Филипп мерял шагами кабинет аллионского короля. От загороженного на лето камина к большому окну, а потом назад, отвлекаясь время от времени только на то, чтобы рассмотреть развешанное по стенам оружие. То, разумеется, стоило внимания куда более пристального, чем один беглый взгляд, но сегодня обсуждать приходилось совсем другие вопросы.
- Ведь я просил для Авелин не так уж и много, соглашаясь на этот брак, но ее безопасность и благополучие были на первом месте.
Он вовсе не собирался читать нотации восточному королю - тот давно уже не был ребенком, а Филипп не был его отцом, чтобы тратить на это собственное время и душевные силы. Но нападение на свадьбе вызвало такую бурю эмоций, сдержать которую было попросту невозможно. Более того, нападение было последней каплей в этой чаше  которая начала заполняться еще тогда, когда господин Реланж впервые сообщил о странном отношении к Авелин при аллионском дворе, и которая казалось полной уже тогда, когда вчера выбравшаяся из пеленок принцесса Элейна недвусмысленно дала понять, что вертела Иврес и добрососедские отношения отношения на том, чего у нее отродясь не было.
- Ты уверял меня, что вопрос с Айреллом решен, что кронпринц женится на дочери этого мятежника, сделав ее таким образом будущей королевой и матерью следующего наследника престола. Ты говорил, что его это вполне устроило, и что он не станет рисковать такой возможностью, а я верил, потому что только настоящий кретин стал бы. Тогда какого черта, Дейрон? Что ты собираешься предпринять?
Не этот вопрос заботил его больше всего, точнее, не только этот. Чего ждать дальше - вот главное, что хотел бы знать Филипп. Сегодня гвардия допускает резню на свадьбе, завтра в программе яд в вине? Неопытная повитуха? Поддельные любовные письма и обвинение в измене? Колдовское проклятие? Дейрон мог сколь угодно долго говорить, что успокоит мятежников: огнем и мечом или очередным выгодным предложением, - но практика показывала, что все их спокойствие на поверку оказывается зыбкой fata morgana, способной развеяться просто от того, что солнце уже не в зените. Король опять мысленно вернулся к идиоту-герцогу. Что же могло его не устроить? Дейрону, как ни крути, на троне оставалось сидеть не то чтобы слишком долго, ну  во всяком случае, точно меньше, чем его сыну. Но дело было даже не в этом, а в том, что, увенчайся нападение успехом, погибни Дейрон и займи Рикард его место, разве не болтался бы мятежник все равно в петле вверх ногами? Разве не должен был новый король отомстить за гибель отца с тройной жестокостью? Должен. То есть, казалось бы, должен, но, быть может, у айрельцев был повод рассчитывать на милосердие и дальнейшее взаимовыгодное сотрудничество? Если уж дочь в грош не ставила Дейрона, позволяя себе такие выходки, кто мог быть уверен, что сын ценит жизнь отца больше, чем возможность надеть корону? Его величество однако же был слеп в своей любви к отпрыскам, и обвинять их прямо сейчас едва ли было разумно. Так что Филипп, поразмыслив немного, подошел к теме с другой стороны и уже сдержаннее проговорил.
- Тебе не кажется, что у этого бунта двойное дно, иначе он вообще лишен всякого смысла? За Айреллом может стоять кто-нибудь, кто предложил ему выгодную цену за этот... перфоманс. А значит, твои настоящие враги - не те, кого ты сейчас думаешь приговорить. Авелин и вашему ребенку все еще грозит опасность, и будет грозить, пока она остается здесь.   

Свадебная резня, бессонная ночь, отсутствие занятого делами Дейрона, именно тогда, когда ей отчаянно хотелось, чтобы он был  рядом, этот разговор. Все казалось плодом нездоровой фантазии душевнобольного драматурга, но никак не действительностью. Авелин удивительно для самой себя даже не пыталась вникать, отдавшись в плен сковывающей усталости. Сил не хватало ни на разумный страх за себя и близких, ни на беспокойство о ране аллионского короля, о которой он и сам, кажется, не слишком беспокоился,  ни на глупое разочарование от того, что такой долгожданный и важный для неё день теперь навсегда останется в Ее памяти омраченным  — ни на что.

Дядя вещал о безопасности. Разумно, надо было признать, вещал, хоть и излишне страстно, что тоже можно было понять. И Авелин знала, что должна быть благодарна за эти беспокойства, она и была, совершенно искренне. Разве что, ее признательность заканчивалась там, где опасно сжимались в тонкую линю губы короля Аллиона, а от сжатых челюстей проступали желваки. Сидя на подлокотнике кресла, Авелин размеренно выдохнула и погладив, опустила руку на напряжённое плечо.

— Главное, мы все в порядке, так ведь? — устало улыбнувшись дяде, проговорила женщина, — А айрельцы отправятся на плаху, когда закончатся допросы.

Сколько должен продолжаться это разговор, который даже если должен был обязательно состояться, в ее представлении должен был проходить совсем в других тонах и выражениях, Авелин не знала, но ей очень хотелось верить, что недолго. Выслушивать  обмен любезностями двух королей ей нравилось. Нет, не так. Слушать, как спорят ее муж и ее дядя было неловко, беспокойно и невыносимо одновременно. Авелин обреченно глянула на Анну, когда вскочил Дейрон, чья сдержанность, видимо, окончательно пошла трещинами.
На плечо опустилась тяжёлая ладонь, и Авелин , накрыв ее своей подняла глаза:

— Почему обязательно нужен какой-то заговор? Неужели не может быть так, что Создатель всего лишь покарал его за гордыню безумием, почему за этим обязательно должен кто-то стоять?

И почему все всегда должно быть так сложно?   Почему у каждого события обязательно должно быть второе дно? Жажда  к усложнению Авелин Фортеньяк благополучно миновала, поэтому в большинстве своём она придерживалась мнения, что чаще всего, все гораздо проще, чем люди себе воображают.

Поэтому и причин уезжать снова в Иврес, как бы ей сильно не хотелось расставаться с близнецами, она не видела. Жаль, только, что теперь и в самом деле нельзя было оставить их с собой ещё хотя бы на какое-то время, Кастийон  сейчас  в самом деле выглядел безопаснее.
И Авелин уже собиралась открыть рот, чтобы заверить Филиппа, что как бы она не была благодарна за беспокойство, ей хотелось бы остаться, но Дейрон ее определил.
— Что-то ты не слишком волновался о том, как будут ко мне относится, когда позволил Элейне не присутствовать ни на свадьбе ни на коронации, — фыркнув, выпалила женщина, сама не понимая, почему эта фраза ее так задела, возвращая мыслями к так и не завершённому разговору накануне свадьбы. — Но я и в самом деле хотела бы остаться. Долгие поездки в трясущейся карете  теперь мне кажутся ещё ужаснее, чем раньше. И Дейрон будет рядом, ты ведь будешь, да? Ты же не отправишься на Айрел вместе с армией?

Совместно с Авелин

Нелепая мистерия - одна из тех, мода на которые пришла из Лантарона, столь любимые простым народом уличные представления с тряпичными куклами. Вот на что больше походил этот разговор. Все больше раздражающий не только и не столько своим содержанием. Сколько его отсутствием. Их ивресским Величествам было угодно требовать… Дешевый фарс. На который у Дэйрона не было времени. Сейчас он должен был  действовать. Присутствовать на допросах, заниматься поиском виновных, тех кто в действительности стоял за покушением и готовить карательную операцию. Он предпочел бы поговорить с женой, успокоить Авелин, убедить ее, что со всем разберется, что она и ребенок в безопасности. Вместо этого же…
Дэйрон опустил взгляд на клинок Филиппа.
- Ты угрожаешь мне мечом? - он сделал шаг вперед, обогнув кресло Авелин. - В моем доме? - он не положил руку на эфес собственного меча, но сделал еще шаг - Несомненно ты знаешь, как приструнить вассалов. Возможно, для этого у нас найдется второй Бёллинг? -Раздражение стремительно переросло в злость, а злость в ледяную ярость. - И уж, конечно, о переворотах и заговорах ты знаешь все…
Анна оказалась между ними как раз в тот момент, когда Дэйрон готов был сделать третий шаг. Он в упор посмотрел на сестру. Они давно были не детьми. И была ли это - его сестра. Сестру звали Асдис… Эта же женщина была, Ришкур до мозга костей. Она, равно как и ее супруг, полагала, что может требовать. Не у собственных слуг и вассалов. Но требовать и выдвигать условия в чужом королевстве. Его королю. Она хотела видеть…
Дэйрон заставил себя на мгновение прикрыть глаза, что бы не сказать то, о чем возможно, он после будет сожалеть. Все же Анна была частью его семьи. И связывало их куда больше, чем детские игры. Пусть и сама, возможно об этом забыла. Король повернул голову, посмотрев на бледную Авелин. И злость подступившая к самому горлу, пусть не исчезла до конца, но ослабила хватку. Она не была его королевой еще и суток, но его вина перед ней уже была бесконечна. И эта безобразная сцена ее лишь преумножала.
- Благими намерениями, Анна… - Дэйрон прямо посмотрел на сестру. - Вы желаете Авелин добра, вы беспокоитесь о ней и я признателен вам за это. Но вы говорите о ней, как о собственности Ивреса.- «мы заберем ее. А если нет, отправь ее в Хайхилл. Под замок. Под защиту армии» говорила она. Словно о кукле. Безвольной, тряпичной игрушке в платье, расшитом жемчугом и алмазами. - Авелин несомненно, сокровище. Мое ценнейшее сокровище, если угодно. Но она совершенно точно не ваша игрушка. Не вещь, которую можно отправить в безопасный тайник в высокогорной крепости. По этому Авелин сама примет решение. Как королева Аллиона.
________________________________________________________________________________________________________

Должно быть она могла приносить только неприятности. Еще хуже было то, что осознанное этого пришло слишком поздно, чтобы можно было исправить хоть что-то из уже случившегося. В памяти невольно всплыли похороны Ги, на мгновение причисленные к списку того, в чем она повинна, но тут же исчезли, а Авелин качнув головой своим мыслям, все же пришла к выводу, что в том ее вины не было. Наверно, что-то пошло не так позже. Что-то такое она должна была совершить, за что Создатель теперь карал ее, но на ум ничего не приходило. Святой она, конечно, себя не считала, но чтобы так прогневить небо, на ее взгляд, нужно было совершить нечто вопиющие.
Женщина нехотя подняла глаза на дядю, и на мгновение он показался ей еще старше, чем был и почти таким же уставшим, как она. Смешавшиеся воедино ужас и странная благодарность за то, как близко к сердцу он принял все, что должна была выносить она и только она, уступили неуместному сочувствую. Даже за обнаженный меч злиться не выходило. О нраве короля Ивреса наверняка ходило много кривотолков, и благодаря ему же, наверно, она ни одного такого лично не слышала, что, впрочем, не разубеждало ее в их существовании.
— Я остаюсь не ради их отношения, — мягко возразила Авелин, поднимаясь со своего места, —И не для того, чтобы быть с ними. Я бы хотела сказать ему это сама, — кивнула женщина. Представить реакцию отца было так сложно, что невольно становилось интересно на нее посмотреть. — Спасибо, что вы приехали и простите, что вышло...так.
Наверно сбегать было у неё в крови. Хотя папа назвал бы это "тактическим отступлениям". Жаль, что это было не тактическим и не отступлением, потому что возвращаться, прежде всего мыслями, к этому дню, к этому разговору, Авелин больше была не намерена.
— Я надеюсь, что увижу вас еще сегодня, а не завтра утром на несколько минут перед тем, как вы сбежите, — шепнула женщина, прежде чем слегка коснуться губами щеки мужа, и перевела взгляд на родственников,— А теперь, боюсь мне придется покинуть вас и наконец отдохнуть. Я надеюсь, вы не уедите не попрощавшись.